Posted 9 сентября 2013,, 20:00

Published 9 сентября 2013,, 20:00

Modified 8 марта, 04:49

Updated 8 марта, 04:49

«Соцработники подложили свинью»

«Соцработники подложили свинью»

9 сентября 2013, 20:00
У меня подмосковная прописка, и я должна была 8 сентября мирно прийти на избирательный участок, проголосовать и пойти домой. Однако что такое активное избирательное право по сравнению с возможностью поработать в участковой избирательной комиссии на выборах мэра города Москвы? Поэтому минувшие сентябрьские выходные я по
Сюжет
Выборы

С комиссией участка № 1244, в которой мне предстояло, работать я познакомилась заранее. Еще на дежурстве мне представилась добрейшая, общительная секретарь комиссии Римма Дмитриевна. Она мечтала о наблюдателях, которые бы следили за урнами во избежание вбросов, она была готова дать все документы для проверки, все книги со списками избирателей. Вместе с веселым заместителем председателя Анатолием они переставляли столы и урны, чтобы в камеры было видно все, до самого последнего уголка.

7 сентября мы наконец встретились полным составом, познакомились с этими веселыми, задорными женщинами, с председателем Олегом Беликовым. К этому дню у комиссии уже было больше 50 заявлений на голосование вне участка, причем некоторые были датированы 29 августа. К началу голосования 8 сентября заявок стало ровно 60 – из 2300 избирателей, закрепленных за нашим участком.

За подписыванием и проштамповыванием бюллетеней мы с Ириной Кулишевой (представлявшей в комиссии КПРФ, но на самом деле оказавшейся горячей поклонницей Навального, с которой у нас уже был опыт совместной работы на выборах президента 4 марта 2012 года) решали, что делать с горой «надомных» заявок, и не нашли способа лучше, как перед выездом на голосование обзвонить всех людей, у которых были в заявках указаны телефоны. В день голосования мы договорились, что в одну выездную бригаду войду я, а со второй отправится наблюдатель Алексей Татищев, зарегистрированный от кандидата Ивана Мельникова, и тоже на деле оказавшийся сторонником Навального. Наблюдателем он проявил себя весьма расторопным, дотошным и сообразительным. На своем выезде он не позволил проголосовать по плохо отпечатанной, не заверенной никем копии паспорта, а также тщательно сверял данные в заявлениях с данными в документах.

Выезд был назначен на 11 часов утра. С 9 и вплоть до самого отъезда мы с Ириной, сменяя друг друга за книгой, обзванивали людей. Некоторые телефоны не отвечали, один был указан без последней цифры, где-то контактный номер отсутствовал, но тем не менее 8 заявлений удалось отсеять. Люди поднимали трубку и реагировали по-разному на вопрос: «А подавали ли вы заявление на голосование на дому?» Суровый мужчина крикнул, что ничего не писал, не подавал и голосовать не будет. Одна женщина разъярилась и сказала, что ее муж и так в тяжелом состоянии – лежит с инсультом, а тут еще социальные работники, и мы к ней пристаем с этими выборами. Кто-то говорил, что голосовать хочет, но заявления никакого не подписывал – в таких случаях мы регистрировали это как устную заявку и приезжали с пустым заявлением вместо уже заполненного, на котором явно стояла поддельная подпись. Чехарда с голосованием вне помещения была сдобрена тем, что в некоторых заявлениях была указана неверно квартира и приходилось возвращаться в уже обойденные подъезды.

Вернувшись с выездного голосования, я долго думала, как квалифицировать произошедшее и что с этим делать? Особое мнение к итоговому протоколу надо было, конечно, приложить. Я изложила в свободной форме наши мысли по поводу проведения выездного голосования, и вместе с Ириной мы его подписали и зачитали на итоговом заседании избирательной комиссии. Этого мне показалось недостаточным, и я написала заявление в управление социальной защиты населения района Соколиная Гора. Кто еще может проверить деятельность социальных работников, которые то ли перевыполнили, то ли недовыполнили, видимо, установленный план?

То, что произошло с выездным голосованием, нельзя назвать чистой фальсификацией, но обозначить это как нарушение избирательного законодательства, в частности права на добровольность голосования, можно. Я не юрист, не уверена точно, чем карается подделка личных подписей в некоторых заявлениях, но мне кажется, что это очень похоже на 292-ю статью Уголовного кодекса Российской Федерации, где говорится о служебном подлоге. Секретарь комиссии была искренне расстроена, что социальные работники подложили нам такую свинью, и, скажу честно, у меня нет основания сомневаться в ее искренности.

Подсчет, как и на президентских выборах, я попросила провести по правилам, выкрикивая имена кандидатов и одной рукой раздавая бюллетени. Привычно послышалось: «Мы тут будем сидеть до ночи», на что мы с Ирой отпарировали, что выборы одни, нет муниципальной кучи, так что подсчет по установленному порядку не сильно увеличит время. Комиссия села за стол, каждый взял себе «своего» кандидата. Все, кроме Ирины (Навальный) и Елены (Собянин), откровенно скучали. «Навальный, Собянин, Собянин, Навальный» – примерно такими возгласами оглашалось помещение, где мы считали голоса. В итоге мы вписали: Дегтярев – 25, Левичев – 16, Мельников – 95, Митрохин – 31, Навальный – 268, Собянин – 358. Я не физиогномист – мне могло почудиться, – но складывалось ощущение, что в этот момент заместитель председателя думает: «Это плохо, очень неудачно». Скорее всего, ему просто не нравится Навальный, а Собянина он считает крепким хозяйственником.

"