Лилия ШЕВЦОВА

Некоторые наши политики продолжают твердить об интеграции в рамках СНГ. Даже в околокремлевских кругах после некоторого охлаждения к этой идее вдруг начали ее реанимировать. Вероятно, за отсутствием другого конструктива в преддверии выборов. Но в реальности российские политики и бизнесмены и даже самые активные «интеграторы» не очень хорошо представляют, что же на самом деле происходит на постсоветском пространстве. Более того, ненамного лучше они знают, что творится на той части российской территории, которая расположена за пределами Московской кольцевой дороги.

Конечно, создание единого экономического пространства между отдельными новыми независимыми государствами на территории бывшего СССР необходимо. Ведь мы все соединены тысячами нитей, многие из которых были в свое время искусственно разорваны. И надо как можно скорей для всеобщего блага восстановить эти связи, в первую очередь экономические. Территория стран СНГ – это рынок для российской промышленности, которая пока не может конкурировать с западными товарами. В свою очередь, как показывает опыт Казахстана, российская экономика становится полем для казахских инвестиций и проектов. И это совершенно новая и перспективная тенденция.

Но у меня складывается впечатление, что некоторые представители российской политической элиты, а возможно, и сам президент обратили свои взоры на бывшие союзные республики только потому, что никак не задается российская интеграция в единую Европу. Если речь идет о том, чтобы сблизиться с некоторыми новыми постсоветскими государствами для того, чтобы затем вместе двигаться в сторону Европы, это одно дело. Очевидно, что мы не сможем интегрироваться в Европу без Украины, Белоруссии и Молдовы. Но если речь идет о замене европейской интеграции неким доморощенным объединением слаборазвитых государств, застрявших в переходном этапе и пока не готовых к дальнейшим системным реформам, которые, кстати, предусматривают демократизацию власти, это тупик.

Примечательно, что население России активно поддерживает любую объединительную идею в рамках СНГ, а также более тесное сближение с Украиной, Казахстаном, Белоруссией. Но эта поддержка носит довольно прагматичный характер. Например, когда социологи задают респондентам вопрос, готовы ли вы пожертвовать на это святое дело, скажем, по 30 долларов, то количество сторонников этой идеи (например, объединения с Белоруссией) резко сокращается – с 70% до 15–20%. Кстати, как свидетельствует пример нашего мучительного интегрирования с Белоруссией, устав от демагогии Минска, Кремль фактически перешел к жесткому давлению на него, отказавшись от дешевых поставок газа Белоруссии. И это не первый и не последний пример того, как сложно протекают интеграционные процессы, когда они наталкиваются на отсутствие реального согласования экономических интересов.

Интегрирование бедности, закомплексованности, неудачливости вряд ли принесет положительные результаты. Замечу, что пока в истории не было примеров успешного объединения государств с незавершенным процессом трансформации. Такая интеграция может вытолкнуть наружу массу болезненных и нерешенных проблем и попытки возложить ответственность за них на собрата по интеграции. Так, скажем, кто будет отвечать за последствия обвала белорусской промышленности в случае объединения наших экономик? И еще один вопрос: как можно размышлять об интеграции, когда в самой России отсутствует национальный консенсус по базовым вопросам нашего развития, например, по вопросу приватизации, которую большинство населения все еще считает нелегитимной? В этих условиях неизбежно возникает вопрос: а на каких принципах возможна интеграция? И пока не будет дан на него ответ, мы вряд ли далеко продвинемся по пути взаимного сближения. Скорее можем преуспеть во взаимных обидах и разочарованиях.