«Правящая корпорация полностью дискредитирована»

– Речь идет не столько о том, чтобы формально восстановить монархию, хотя и такое возможно, а о том, чтобы вернуть авторитет верховной власти и отделить ее от функций управления. От решений, которые зачастую в социальном плане оказываются непопулярными. На сегодняшний день, на мой взгляд, не только собственно верховная власть, но и вся правящая корпорация полностью дискредитированы. Доверия, а тем более сакрального отношения к ней нет. А в России такое положение вещей всегда было предпосылкой дестабилизации и неких революционных изменений, чреватых распадом страны. Поэтому, если удастся передать власть от нынешней властной корпорации принципиально новому по качеству властному организму, это позволит предотвратить потрясения.

– А есть ли у общества запрос на сакральную, то есть, говоря по-русски, священную власть?

– Такой запрос в России был всегда. И Путину удавалось некоторое время симулировать роль национального вождя, который, как казалось народу, соответствовал его ожиданиям в этом плане. Но сейчас ни у кого нет сомнения, что он тоже – часть правящей корпорации. И никоим образом не стоит вне ее или выше ее.

– Вы не раз говорили, что в качестве одного из основных кандидатов на престол рассматриваете принца Майкла Кентского. Чем он вам так приглянулся?

– Это один из множества возможных вариантов. Принц Майкл действительно является близким родственником Романовых. Поэтому у него есть формальные основания претендовать на российский престол. Кроме того, иностранцы, люди, пришедшие в систему власти извне, играли, как правило, очень конструктивную роль в русской истории. Конечно, в результате сложилась система отчуждения власти от народа. Но эта система не может быть изменена. Мы должны принять ее как данность. И попытаться извлечь из этой традиции положительные моменты. Прежде всего новая власть никоим образом не должна быть связана с нынешней коррумпированной правящей корпорацией, не должна быть укоренена в элите 90-х годов. И в этом смысле принц Майкл вполне перспективен.

– Между тем многие представители русской эмиграции говорили, что как раз отчуждение царской власти от основной массы народа спровоцировало ужасы 17-го и последующих годов...

– Я с этим не согласен. Думаю, что ужасы спровоцировало не отчуждение, а дискредитированность и десакрализованность тогдашней власти. И сегодня мы стоим на пороге такого же рода потрясений, связанных с теми же причинами. А отчуждение сложилось исторически, и его не преодолеть ни за 10 лет, ни за 100. И нам надо извлекать жемчужные зерна из того, что есть, иначе Россию можно просто стереть с карты грязной тряпкой. И создавать на ее месте нечто качественно новое. Но это, как говорится, уже другая история.

– Значит, либеральная модель, где носитель высшей власти – это просто нанятый народом менеджер, вам не близка?

– Нет, этот вариант категорически противоречит самой природе российской государственности. Как только народ начинает воспринимать правителя как менеджера, это начало конца и для него, и для всей властной машины.

– А есть ли в нынешней властной элите группа граждан, солидарных с излагаемыми вами идеями?

– Семь-восемь представителей команды, пришедшей вместе с Путиным (хотя это не значит, что они с ним идеологически тождественны), могут рассматриваться как сторонники подобной модели. Но я хочу подчеркнуть, что речь не обязательно идет о формальной монархии и тем более о принце Майкле.

– То есть не имеется в виду непременно царствующую династию к власти привести – скипетр, держава и прочее?

– Нет, главное – отделить власть от управления. Чтобы ее носитель стал подлинным гарантом стабильности.

– А у этих семи-восьми ваших сторонников есть имена, должности, звания?

– Называть их пока не стоит. Дело в том, что их надежды играть системообразующую идеологическую роль при Путине не оправдались. И в мою задачу не входит усугублять эту ситуацию.