Совершенно не секретно

Лефортовский суд Москвы вынес приговор ученому Игорю Решетину. Он получил одиннадцать с половиной лет тюрьмы по обвинению в незаконном экспорте российских космических технологий. По версии суда, академик Решетин, будучи главой фирмы «ЦНИИмаш-Экспорт», продал Всекитайской импортно-экспортной компании секреты в области ракетно-космического строения. Сам Решетин доказывал, что никаких секретных сведений он не передавал. Собственно, вся судебная коллизия, как многократно бывало на аналогичных процессах последнего времени, сводилась к одному – составляли проданные иностранцам материалы государственную тайну или же нет. Проблема именно в этом. И проблема – системная. «Нам требуется новая эффективная система защиты гостайны, – считает член комиссии Общественной палаты по общественному контролю за деятельностью правоохранительных органов, силовых структур и реформированием судебно-правовой системы Андрей Пржездомский. – Действующее законодательство, охраняющее государственные секреты, имеет изъяны. Потому-то и правоприменительная практика подчас бывает весьма спорной».

Закон о гостайне, несомненно, нуждается в пересмотре. Да и вся система секретности пришла к нам из советского прошлого. В те времена на некоторых предприятиях существовали так называемые режимно-секретные органы, состоящие из органов секретного документирования (оформление бумаг) и подразделений режима (определение формы доступа для сотрудников). Эта тотальная вертикаль пронизывала все государство сверху донизу и вполне соответствовала своей эпохе. Но в разгар перестройки в журнале «Коммунист» появилась статья высокопоставленного сотрудника КГБ Владимира Рубанова. Статья содержала открытие, по сути, лежавшее на поверхности: если все секретно – значит, ничего не секретно, ничто не защищено. С тех пор в стране многое изменилось, но система засекречивания государственных тайн осталась советской. В законе есть перечень сведений, относимых к гостайне. Существуют и аналогичные ведомственные перечни. Но эти документы таковы, что оставляют простор для широких трактовок. К тому же засекречивание идет широкой полосой. Засекречивается весь НИИ, хотя в нем лишь одна секретная лаборатория. Или вся научная диссертация, хотя в ней секретного – на две-три страницы. А к следователям и следственным экспертам какие претензии? Они в своих оценках ориентируются на гриф «секретно» или «совсекретно». И формально они правы.

Секретностью пронизаны многие отрасли российской экономики. К примеру, нефтяным компаниям было недавно предписано сменить иностранных генеральных директоров на отечественных. Потому что закон о гостайне не позволяет иностранцам видеть подробные карты. «Для нефтяной отрасли это означает, что иностранные специалисты просто не смогут в ней работать, – говорит президент Института энергетической политики Владимир Милов. – Но здесь следует говорить и о последствиях для экономики в целом – в ней много сфер, где требуется работа с точными картами. В России карты с масштабом более 30 метров засекречены, и это давно устарело, ведь в Интернете имеются карты с более глубокой детализацией. Мне кажется, есть смысл локализовать подобные ограничения для районов, где действительно существуют секретные объекты».

Общее мнение специалистов: система засекречивания различной информации нуждается в радикальном уточнении с учетом сегодняшних реалий. Ведь одна из причин небывалого всплеска «шпионских процессов» – устаревшие списки технологий, требующих специального разрешения для экспорта за рубеж. Эти списки настолько расплывчаты, что, доверяясь им, любой мыловаренный завод можно объявить предприятием, производящим химическое оружие. А тяга российских ученых к сотрудничеству с иностранными компаниями вполне понятна. Она объясняется систематическим недофинансированием отечественной науки. НИИ вытолкнуты на рынок, две трети доходов они получают от коммерческой деятельности. Стало быть, государство должно гарантировать научным лабораториям уровень заказов, достаточный, чтобы их работники были избавлены от необходимости искать заработок на стороне. Что касается обвинений ученых в шпионаже, то, по мнению ректора Высшей школы экономики Ярослава Кузьминова, обвинения эти далеко не всегда основательны: «Произошло колоссальное отставание норм секретности от реальных хозяйственных условий функционирования. Нормы архаичны, они соответствуют периоду, когда научные учреждения находились на полном государственном обеспечении и практически не имели необходимости вступать в какие-либо контакты с внешним миром, кроме академических». Общественная палата все собирается провести общественную экспертизу закона о гостайне. Но как это сделать, не вторгаясь в сферу секретности? Впрочем, у порога судов, где проходят процессы по делам «ученых-шпионов», массовых выступлений в защиту обвиняемых не наблюдается. Так что Общественная палата, не желающая давать оценки делам такого рода, если не полностью, то во многом, как ей и положено, выражает мнение общества.



Автор – публицист, политический обозреватель