Директор российско-бельгийского бизнес-клуба Йохан Вандерплаетсе

– В России дружно говорят о том, что главное препятствие для развития западного бизнеса в стране – коррупция. Это так?

– Если я скажу, что здесь все прозрачно и чисто, я, естественно, покривлю душой. Коррупция – это проблема, хотя нельзя сказать, что только российская (вы ошибаетесь, если думаете, что в Западной Европе ее нет). Другое дело, что заниматься бизнесом в России и не применять неэтичные методы можно и, более того, нужно, и не только по моральным соображениям. Если вы будете участвовать в коррупционных схемах, то, может быть, вы что-то выиграете (я, например, знаю, что, если моя компания будет давать откаты, я смогу продавать на 25–30% больше). Но зато потом получите большие проблемы. Знаю, что еще лет десять назад очень много западных компаний давали откаты. Теперь же большинство моих западных конкурентов к таким методам не прибегают.

– С чем вы это связываете?

– Во многом это общемировая тенденция. Я вижу положительный результат принятого в США антикоррупционного закона (закон Сарбейнза-Оксли, вступивший в силу в 2002 году. – «НИ»). Он вводит строгую проверку всех компаний, чьи ценные бумаги зарегистрированы американской комиссией по ценным бумагам и биржам, вне зависимости от того, где эти компании находятся. Долгое время он был на бумаге, пока в 2011 году не произошел скандал с компанией «Сименс», которую уличили в откатах, и она заплатила более полумиллиарда долларов штрафа. Это был шок. Тогда все бизнесмены поняли, что мир изменился.

– На что еще кроме коррупции жалуются бельгийские бизнесмены, работающие здесь, в России?

– На бюрократию. Для каждой маленькой сделки здесь нужно десять контрактов, пятнадцать печатей и двадцать подписей. Это очень тяжело. Большим препятствием для бизнеса здесь является плохой международный имидж России. Если о вашей стране что и пишут на Западе, то обязательно что-то плохое, не об огромном прогрессе, который ваша страна сделала за 15 лет. Есть крупные компании типа моей, где понимают, что рынок вашей страны более привлекателен, чем в Западной Европе. А вот мелких и средних бизнесменов статьи в прессе отпугивают.

– Чем привлекателен российский рынок?

– Он очень быстро развивается. Когда я говорю своим коллегам, которые работают на Западе, о развитии своей компании, о той прибыли, которую мы получаем, они мне завидуют. Еще одно преимущество – это российский менталитет. Русские не привыкли экономить, они готовы платить хорошую цену, чтобы приобретать качественные товары. Наверное, это объясняется долгими годами жизни в Советском Союзе.

– А как насчет качества наших кадров?

– О, вы затронули больную тему. Как у вас говорят? «В России две беды – дороги и дураки»? По-моему, в России две беды – инфраструктура и кадры. С инфраструктурой – с дорогами, доступом к электроэнергии, питанием и так далее – беда до сих пор. Лучше, слава богу, чем раньше, но все равно беда. Есть некоторые успехи в Калуге или Челябинске. Есть регионы, куда вообще бессмысленно инвестировать, потому что инфраструктуры там просто нет. Схожая ситуация с кадрами. Я помню, как 15 лет здесь было сложно найти сотрудника не инженерных специальностей – хорошего менеджера, юриста, финансиста. Сегодня до сих пор это тяжело, но улучшения есть, и серьезные. В моей компании, например, из тысячи сотрудников я – единственный иностранец. Я, кстати, горжусь тем, что Бельгия приложила свою руку к решению проблемы повышения качества бизнес-образования у вас в стране. 15 лет назад на базе Школы менеджмента Университета Антверпена и Института бизнеса и делового администрирования (ИБДА) была создана российско-бельгийская программа Executive MBA, которая успешно работает до сих пор.

– Можно личный вопрос? Как вы попали в Россию?

– В 1992 году я окончил юридический факультет университета города Гент, потом еще в Брюгге учился. Я ни слова не говорил по-русски, но бывал несколько раз как студент в СССР. В те времена Россия была чем-то вроде черного ящика, о котором не знаешь, что в нем хранится. Все в общем-то понимали, что наверняка в начале будет много проблем, но потом все наладится и потребуются западные эксперты, которые знают, как устроен российский рынок, говорят по-русски и готовы жить в этой стране. Я решил: почему бы мне не стать таким экспертом? И потом, мне было 25 лет, и мне было просто интересно. Я ни минуты не пожалел о своем выборе. Я прекрасно помню, что тогда на Западе все говорили: «О, Россия никогда не выйдет из своих проблем!» Тот же 1998 год – это был бум экономики в Америке и в Западной Европе. И сегодня, смотрите, прошло 15 лет – и Россия развивается быстрее, чем все остальные страны Западной Европы. Так что, можно сказать, мне повезло. Кроме того, я люблю Россию.

– Скажите, как изменились иностранцы из Западной Европы и Америки, которые приезжают работать сюда?

– 15–20 лет назад их было намного меньше, и мы все друг друга знали. Было много этаких ковбоев, которые смотрели на Россию как на Дикий Запад, где можно быстро заработать деньги. Сегодня большинство авантюристов ушло. Сейчас здесь работают либо «ветераны», которые приехали примерно в то же время, что и я, либо новички, имеющие сугубо технологические знания в тех отраслях, где не хватает российских специалистов.

– Как бы вы оценили стиль ведения бизнеса россиян?

– Русские очень жестко ведут переговоры. Но когда достигнута личная договоренность, не говоря уж о заключенном контракте, русские будут ее соблюдать. Когда вы делаете бизнес в Америке, личный контакт намного менее важен. Ваши партнеры возьмут уже для первого знакомства пять юристов: они хотят все зафиксировать на бумаге, в большом контракте.

– Это хорошо или плохо?

– Для меня, наверное, не очень хорошо. Мне нравится доверие.

– Вы женаты на русской, у вас есть дети. С какой страной им лучше связать свою жизнь – с Россией или с Бельгией?

– Я бы хотел, чтобы мои дети были гражданами мира. Все-таки национальные границы – это то, что в нашем быстро меняющемся мире уходит на второй план.