Posted 7 февраля 2006,, 21:00

Published 7 февраля 2006,, 21:00

Modified 8 марта, 02:29

Updated 8 марта, 02:29

Элла Памфилова

Элла Памфилова

7 февраля 2006, 21:00
Прошел год с начала скандальной монетизации льгот. И, как говорят недавние соцопросы, россияне об этой реформе забыли, а некоторые, наверное со страху, ее даже полюбили. О том, чем замена льгот деньгами обернулась для страны, об уроках этой реформы, которые особенно важны сейчас, когда стартуют четыре национальных прое

– Элла Александровна, правда ли, что еще во время подготовки и принятия закона о монетизации льгот вы выступали категорически против него? Говорят, вы даже добивались встречи с президентом, но вас к нему не пустили. Правительство сейчас утверждает, что реформа идет очень хорошо. Вы с такой оценкой согласны?

– Прежде всего, проясню: такого, чтобы меня «не пускали» к президенту, никогда не было. Впрочем, сейчас уже не имеет значения, кто и куда тогда ходил. Важны результаты, о которых сейчас уже можно судить. И не столько сами по себе, сколько в контексте понимания логики действий власти. Ведь сегодня начинаются другие реформы, которые получили статус национальных проектов. И конечно, уроки важны, чтобы не повторять ошибок. Кое в чем наше правительство сделало выводы, но по инерции продолжает действовать по старой схеме. Это настораживает и огорчает. «Монетизация» льгот, проведенная у нас именно по всем известному сценарию, подорвала доверие общества к власти, вообще к реформам. И социальное недовольство, надо признать, уже носит хронический характер. Очень хотелось бы верить, что Дмитрию Медведеву удастся переломить эту тенденцию.

– А какие конкретно ошибки привели к таким плачевным результатам?

– Первая ошибка монетизации была в том, что такое крупнейшее социальное действо правительство решило провести наскоком, быстро, в закрытом, кулуарном режиме, абсолютно не привлекая ни общественные ресурсы, ни экспертное сообщество. Второе: поскольку предлагался целый ряд новых мер, зачастую довольно болезненных, их, может быть, надо было осуществить сначала на уровне пилотных проектов, чтобы выявить все плюсы и минусы.

Третье. Надо было самим разработчикам четко понять, что нужно делать, и обучить этому чиновников, чтобы и они ясно представляли себе свою задачу. Четвертое. Власть должна была информировать население о каждом своем шаге, пропагандировать свои идеи, убеждать людей в своей правоте. А как убеждать, когда чиновники сами смутно представляли то, что им предстояло делать?! Информационного сопровождения, кроме примитивного пиара о счастливых бабушках, не было вообще никакого – людям ничего не объяснили. Пятое. «Объекту» монетизации – самым социально уязвимым группам населения – «забыли» разъяснить их права и обязанности. Я пока не трогаю сути самих преобразований, говорю только о механизме их осуществления.

– А в чем тогда, по-вашему, суть?

– Основная ущербность осуществленной «монетизации», на мой взгляд, в том, что не была сформулирована внятная современная стратегия социально-экономического развития, которая предусматривала бы единый подход, единую логику при преобразованиях во всех социальных сферах. Ее, кстати, нет и до сих пор, поэтому нет превентивных, опережающих мер, где приоритетом была бы профилактика, недопущение тех или иных социальных бед. А если они все же случаются, нужна эффективная реабилитация, должны запускаться системы самообеспечения, саморазвития.

Начинать же надо было с изменения политики доходов. Это важнейшая составляющая. Речь идет вовсе не об автоматическом повышении зарплат бюджетникам в тех или иных сферах, а о комплексе мер, которые позволяют увеличить реальную платежеспособность населения. У нас часто нет адекватной картины уровня жизни людей, поскольку большая часть их доходов находится в «серой» или «черной» зонах. Именно поэтому не работают ни ипотека, ни кредитные линии, ни линии социального страхования. Изменение политики доходов позволило бы привести уровень платежеспособности населения в соответствие с радикально меняющимся характером и уровнем предоставляемых социальных услуг. У человека должно быть право выбора той или иной социальной услуги, но это право должно подкрепляться реальной, а не декларируемой возможностью.

– Вы говорите о важных проблемах, которые носят системный характер. Чтобы их решить, нужен не один год, а монетизацию, как вы сами говорите, хотели провести быстро…

– Вот потому она и провалилась, что на такие системные вещи не обратили внимание. Ведь сама идея монетизации очень хороша. Но в результате того, как она осуществилась, мы имеем еще более громоздкую затратную систему, которая по-прежнему основана на оставшемся от советских времен принципе иждивенчества. Государство абсолютно ничего не выгадало, не оптимизировало расходы, а наоборот, лихорадочно, под давлением улицы, бросилось затыкать те или иные дыры. Средств стало уходить больше, контроль за их расходованием по-прежнему неэффективен, произвол, неразбериха и коррупция только усилились – и куда податься бедному человеку в такой ситуации? Вот почему слова «реформа» и «монетизация» стали почти ругательными…

– Что же теперь, сворачивать реформу?

– Ни в коем случае, но я убеждена: льготы, которые носят функциональный характер, никогда и ни при каких условиях отменять нельзя. Нельзя автоматически все переводить только на деньги. Если мы даем деньги на лечение, питание или обучение ребенка родителям-пьяницам, они их пропивают, и ребенку ничего не достается. А нужна система, которая дает ребенку именно то, что ему необходимо. Приведу вам один пример. Генеральный директор одного очень благополучного частного предприятия на Урале, где мы однажды побывали, рассказал, как заводу мешает огромная социальная сфера, которую, конечно, гораздо рентабельнее было бы отдать городу. Однако когда собрали трудовой коллектив и пообещали людям повысить зарплаты в два раза за счет сброса «социалки», работники категорически отказались: пусть останется прежняя зарплата, но будет музыкальная школа, детский лагерь, детский сад, спортивные секции для детей и взрослых. Все это поневоле начинает менять привычный «замызганный» образ жизни на здоровый, когда возникает потребность в чистом, а не заплеванном подъезде, в ухоженном дворе, где приятно поиграть с соседом в шахматы, а не распивать бутылку на троих на виду у детей. В результате предприятие все равно выигрывает за счет уменьшения прогулов, болезней, травматизма и т.д.

Просто надо учитывать, что у нас еще очень низкая культура потребления, особенно в глубинке. У человека, получающего деньги, если вокруг ничего нет и некуда пойти, самый простой способ «развлечься» – напиться. Для кого-то это дикость, но, увы, наша действительность сегодня такова. И это все тоже надо иметь в виду. Нельзя все пускать на самотек – здоровую среду можно сформировать только совместными усилиями государства и общества, сформировать сообщество людей, ответственных за свой выбор. И морально-психологические факторы тоже надо учитывать. А многие наши чиновники абсолютно оторваны от жизни – они живут в другом мире, совсем не в том, в каком живет большинство людей. Они не чувствуют его, не понимают и не хотят понимать. Это циничный, бездушный подход. Все это по-прежнему актуально и может навредить при осуществлении национальных проектов.

– Кстати, реализацией одного из четырех национальных проектов – по здравоохранению – руководит Михаил Зурабов. Он уже имеет в своем послужном списке пенсионную реформу, которая заглохла, по сути, не начавшись, и пресловутую монетизацию льгот. Лично вас это не смущает?

– А это вопрос не ко мне. Это вопрос к власти. Да и один Зурабов, что ли, такой? Меня тоже интересует, почему люди, которые проваливают те или иные проекты, остаются на плаву. Я считаю, что это большая проблема. Именно это порождает и безответственность, и безнаказанность, и недоверие людей, ведь слова постоянно расходятся с делом. Действительно, всем очевидно, что провалены многие вещи, а человек продолжает работать. Я не могу это объяснить логически.

– Видимо, некому больше проводить грамотную социальную политику…

– Одна из проблем, которая препятствует осуществлению нормальной социальной политики, – высочайшая степень коррумпированности. Как пример можно привести ту же сферу здравоохранения. Здесь конфликт в том, что Минздравсоцразвития, которому выделили средства, само определяет фармацевтические фирмы, которые обслуживают льготников. На практике это значит, что именно те фирмы, которые ближе к тем или иным чиновникам, и получают заказы. Такой подход, естественно, не гарантирует создания конкурентной среды, в которой изготовители лучших по качеству лекарств могли бы продавать их дешевле. Это только один из примеров, а их приводить можно много.

К тому же, я думаю, роль самого государства во всех этих процессах не очень четко просматривается. Ведь если мы снимаем с него многие функции, то оно должно в первую очередь многократно повышать свою роль в контроле за качеством и ассортиментом предоставляемых услуг в сфере социальной помощи, здравоохранения, образования и жилья. А у нас сейчас уродливые псевдорыночные отношения приводят к тому, что финансовые потоки переводятся от государства в частные структуры, но ответственности за качество услуг не несет ни государство, ни бизнес. Получается, что все мы в какой-то мере обманутые вкладчики – наши общие деньги вложены, а эффекта нет.

– По некоторым западным оценкам одна из главных правозащитных проблем России состоит в том, что экономические права граждан, отважившихся зарабатывать деньги предпринимательством, не защищены. Какова ваша оценка ситуации?

– Это тема очень многогранная, она заслуживает отдельного разговора. Могу сказать одно: государство не должно «строить» бизнес, подавлять и администрировать его. Государственное регулирование частного бизнеса – это парадокс: чиновники указывают, куда предпринимателям надо вкладывать средства, куда не надо. Это дикость и глупость. И они за последнее время невероятно возросли. Мало того, сейчас опять начался этап передела собственности, когда чиновники проявляют активность по захвату уже созданного бизнеса. Постоянно сужается конкурентоспособная среда, что, конечно, нельзя характеризовать как положительное явление.

– Но ведь все эти проблемы по силам решить только гражданскому обществу, а мы к нему то идем, то тормозимся. Почему?

– Это, во-первых, проблема отсутствия среднего класса, экономически самодостаточного населения – бедность, которая препятствует самоорганизации граждан. Это опять-таки высокий уровень бюрократического давления, произвола со стороны чиновников. Сейчас ведь любая критика в адрес того или иного зарвавшегося коррумпированного чиновника воспринимается чуть ли не как покушение на государственную безопасность. Гражданскому обществу в России сейчас очень не просто. И многочисленные декларации наших политиков о его поддержке, когда на деле они давят это гражданское общество со всех сторон, конечно, ситуацию не улучшают. Но, даже говоря о плохом, так хочется остаться оптимистом…

Элла Памфилова - председатель Совета по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека при президенте РФ

"