С активами наперевес

Алексей Мошков посетовал: многие банки крайне неохотно делятся сведениями с правоохранительными органами, опасаясь за свою деловую репутацию. Они готовы предоставлять интересующие силовиков сведения лишь в случае, если деньги украли именно у них, но отказываются идти навстречу, если средства похищены со счета в другом кредитном учреждении. А некоторые, по его словам, напрямую препятствуют работе правоохранительных органов в рамках возбужденных уголовных дел, до предела затягивая сроки проведения следственных действий.

Между тем проблема преступлений экономической направленности в России стоит весьма остро. По данным PricewaterhouseCoopers (PwC), за последний год в стране от такого рода незаконной деятельности пострадало 37% компаний. С одной стороны, этот процент значительно ниже показателей 2009 (71%) и 2007 годов (59%). И за этим, по мнению аналитиков, может стоять как уменьшение количества самих экономических преступлений, так и снижение уровня их раскрываемости. Но, с другой стороны, уровень мошенничества в России все равно остается выше, чем средний результат по всему миру, – 34%. Наиболее распространенным видом экономических преступлений у нас остается незаконное присвоение активов (72%). Со взяточничеством и коррупцией в прошлом году столкнулось 40% опрошенных представителей компаний (против 24% во всем мире). По словам 13% российских респондентов, из-за рисков, связанных с коррупцией, они отказались от выхода на новый рынок или от реализации новой коммерческой возможности. Что интересно, на третьем месте стоит кибермошенничество, которым обеспокоилось МВД: 23% компаний стали жертвами такого рода преступлений. При этом 25% опрошенных считают, что за последние два года риск совершения киберпреступлений в их организации увеличился. 14% полагают, что самая серьезная угроза исходит из самой организации, 34% – из внешних источников. Среди других видов мошеннических действий довольно высока доля манипулирования данными бухгалтерского учета (23%), недобросовестной конкуренции (17%) и нарушений прав интеллектуальной собственности (13%).

Ущерб от такого рода преступлений исчисляется миллионами долларов. В 2011 году у 40% российских организаций, столкнувшихся с мошенничеством, ежегодные потери от него в денежном выражении составили менее 100 тыс. долларов, но у 7% показатель потерь превысил 100 млн. долларов. Этот результат в 10 раз превышает показатели по миру в целом – 0,6%. Около 22% российских компаний, которые столкнулись с мошенничеством, потеряли свыше 5 млн. долларов. Любопытно, но более половины (55%) организаций возлагают ответственность за совершенные преступления исключительно на собственных сотрудников, действовавших в одиночку. При этом 36% респондентов считают, что дело не обошлось без участия внешней стороны.

Эксперты отмечают, что компании действительно сами не хотят идти на сотрудничество с правоохранительными органами, опасаясь за свою репутацию. Вместо этого они решают вопросы самостоятельно: по данным PWC, три четверти фирм увольняют проворовавшихся сотрудников, а 8% ограничиваются выговором. А вот обращаются с заявлением в компетентные органы лишь треть руководителей предприятий (35%).

Директор аналитического департамента инвестиционной компании Александра Лозовая считает, что высокий процент экономических преступлений в России – следствие нескольких фундаментальных факторов. «Основными из них, на мой взгляд, являются слабая защищенность прав собственности, в том числе из-за проблем с независимостью судебных процессов и недостаточной надежностью правоохранительных органов, – пояснила «НИ» аналитик. – Сегодня судебную систему никак нельзя назвать независимой: за взятку принимаются любые решения. Отсюда вытекает и недоверие со стороны организаций и предпринимателей к судебной системе и правоохранительным органам».

Управляющий директор «Деловой России» Николай Остарков предлагает рассмотреть ситуацию на примере рейдерства. «Если бы мы знали, что суд все расставит по полочкам, никто бы не стал вкладывать средства в то, чтобы организовать подобное преступление, – сказал он «НИ». – Ведь это не дешево: преступник платит юристам, силовым структурам, чиновникам. В этой ситуации такие преступления, как коррупция и взяточничество, выступают как сопутствующий инструментарий. Но в итоге все упирается именно в работу судов. По сути, у нас просто нет конечной инстанции, которая бы говорила: вот – рейдер, а вот – правильный собственник. Это и создает предпосылки для такой целевой деятельности, как рейдерство, захват активов и прочего в таком же духе».