Гламурный Уайльд

Действие «Грея» перенесено из викторианской Англии в наши дни. Вначале звучит Чайковский, но это лишь насмешка над публикой, настроившейся было на высокое: просто часы героя будят его с помощью классики, вся патетика обрывается с ударом ладони по звонку. Музыка Терри Дэвиса, сопровождающая далее балет, будет состоять из бурной перкуссии и рок-аккордов. То, что Уайльд, живший еще в эпоху общественных табу, подавал как двусмысленность, у современного автора выглядит вполне определенно. Грей здесь официант, ставший раскрученной фотомоделью через постели важных в мире рекламы людей. Художник Бэзил – фотограф-гомосексуалист, которого Дориан убьет его же камерой. Лорд Генри стал женщиной-вамп, хозяйкой модельного агентства. Актриса Сибилла Вейн, наоборот, превратилась в эгоцентричного мальчика-танцовщика, которого Дориан ненадолго полюбит, увидев на сцене в партии Ромео. Роль рокового портрета сыграют фотографии из портфолио Грея, ожившее изображение с которых в определенный момент начинает преследовать пресыщенного развратом героя. Двойник с замашками сексуального маньяка-убийцы подменяет Дориана в постели начальницы.

Первое, от чего хочется предостеречь: не стоит относиться к этому зрелищу как к балету. Компания Борна (A New Adventures) состоит из весьма посредственных исполнителей. Хореография, поставленная автором, копирует бытовые телодвижения, от модных кастингов и гламурных party до подробных сексуальных соитий героев со всем, что движется. Танцы как таковые ненамного сильнее эстрадных притопов в шоу поп-звезды. Борн силен не этим. Его конек – броская, не без «наглости», концепция и ловкая режиссура. А движение в «Дориане Грее» нужно ему как показ власти физического начала, как знак всеобщего помешательства на позе – в прямом и переносном смысле. Использование поворотного круга позволяет мгновенно, как в клипе, монтировать действие из пространственных кусочков: вот вечеринка с групповым сексом, вот помещение рекламного агентства или дом Грея, вот спальня леди Генри или ночной клуб.

Сценограф Лез Бразерстоун облепил сюжет отсылами к современному искусству. На стенах дома Дориана – расчлененные туши (картина Фрэнсиса Бэкона) и фрагмент «Черепов» Энди Уорхола. В ночном клубе – крутящийся фонарь с блестками, копия черепа, покрытого бриллиантами (хит самого модного и самого дорогого британского художника Дэмьена Херста). Тощая леди Генри с ее черными платьями явно скопирована со стервозной героини Мерил Стрип в фильме «Дьявол носит Прада». А сам Грей в узко облегающих брюках лучше всего чувствует себя раздетым: ладное тело – его капитал, и ему нечего предложить миру, кроме смазливого личика.

Британские критики назвали спектакль «территорией зла». Он пронизан сатирой Борна, ехидного наблюдателя со стороны, холодно, словно энтомолог, «насаживающего» персонажей на иглы. Это история о людях, чья повседневность – приятная обманка: с помощью «красивой жизни» создается мираж вечности. Аморальность давно не шок, а общее место, все – рабы своих страстей, властвует тотальный нарциссизм при атрофии всех чувств, кроме зрения, обоняния и осязания, вседозволенность плавает в ароматах модного парфюма. И бессмертие есть – в снимках на первых полосах желтых газет.

Борн одной рукой как бы рекламирует эти соблазны, а другой – высмеивает ажиотаж, позволяющий фэшн-индустрии кружить людям головы заботой о чрезмерной неге собственных тел, что не мешает тем же людям разрушать те же тела обильной наркотой. При этом в головах крутится одна-единственная паническая мысль: как избежать физического старения? Венец стараний – повсюду висящий рекламный щит с полуголым Греем: на рынок продвигается новый мужской одеколон Immortal (бессмертный). В финале, когда задушивший двойника, то есть самого себя, Дориан валяется на кровати, леди Генри деловито вытирает его потный лоб, придает мертвому телу красивую позу и – кивает помощнику. Тот открывает двери, в комнату влетает толпа папарацци и щелкает камерами. Шоу должно продолжаться.