Литературная кухня

Рубен Давид
Гонсалес ГАЛЬЕГО.
«Я сижу на берегу»
(СПб.: Лимбус Пресс, 2005)

Ингредиенты. Инвалид-колясочник Рубен Гальего одним пальцем настучал на клавиатуре компьютера свою первую книгу «Белое на черном» – о советских домах ребенка и приютах для престарелых. Там он видел все своими глазами: те, кто не мог сам дойти до туалета, сгнивали заживо. Гальего получил за свой роман предпоследнего российского Букера, радовался как ребенок и повесил диплом премии над кроватью, но налоги, пока шли до Испании, сожрали большую часть его награды. Теперь Рубен Гальего возвращается в Россию только в своих страшных книгах, а сам живет в Европе, где бортики, перила, двери – все адаптировано для инвалидов. Когда в чеховском МХАТе шел спектакль по его роману, в неприспособленный для этого зал набивались толпы колясочников: «Белое на черном» было введением в абсолютно новый вид литературы – для людей с физическими недостатками. Это было скорее эссе о мире, незнакомом никому «на воле». Его вторая книга «Я сижу на берегу» – уже развернутая история из этого мира: о двух друзьях, один из которых три года собирал таблетки и ушел из жизни. Название романа продолжается всем известным стишком: «Я сижу на берегу, / Не могу поднять ногУ. / Не ногУ, а нОгу. / Все равно не мОгу». Детская тарабарщина стала у Гальего пародией на ежедневные препирательства врачей с пациентами. В советских домах ребенка никто особенно не вникал в истории болезни. Большинство нянечек считали, что топчут ногами идиота, а не будущего лауреата Букера. Так что в новой книге Гальего становится непонятно, кто все-таки сумасшедший: обитатели дома умалишенных или их надсмотрщики. Рубен Гальего поневоле стал монополистом и первооткрывателем абсолютно нового жанра, который может разрастись, если общество станет чуточку терпимее. Ведь еще пару веков назад в мире не было литературы не только для инвалидов, но и для женщин, и писательнице Жорж Санд приходилось для маскировки брать мужской псевдоним. Возможно, толерантность совершит чудеса и с прозой, подобной романам Гальего.

Сервировка. Книги Рубена Гальего учат самому простому – доброте и безумному желанию жить. Советуем почитать всем, кому этого не хватает.

Мария КОРМИЛОВА

Вирджиния ВУЛФ.
«Годы»
(М.: Текст, 2005)

Ингредиенты. Не прошло и 70 лет, как наконец-то в нашей стране издан один из последних романов Вирджинии Вулф. Значительнейший писатель ХХ века, она была наряду с Джойсом, Кафкой, Прустом и Гомбровичем «столпом» литературного модернизма. Она одной из первых стала применять метод, который впоследствии был назван «потоком сознания». Тем не менее российский читатель довольно плохо знаком с ее творчеством. Советские «генералы от литературы» весьма опасались всевозможных «измов», полагая, что они могут тлетворно повлиять на неокрепшие души населения. Вирджиния Вулф не рассказывает о происходящих событиях, а показывает их. Показывает глазами своих героев. Мир – это своеобразный пазл, складывающийся из ощущений персонажей. Перед нами семейная хроника. Полковник Эйбел Парджитер, его жена, любовница, дети, их мужья, жены. Годы идут… Молодость и старость, любовь и смерть, радости и печали повседневной жизни и вечный британский дождь... Каждая глава этого романа обозначена каким-то годом. От главы «1880» до главы «1918» и эпилога «Наши дни» (1930-е). На смену патриархальному викторианскому быту приходит технический прогресс с его телефонами, радио, автомобилями и самолетами, с его Первой мировой войной, когда люди научились убивать себе подобных новыми, усовершенствованными средствами. Годы идут… Но мир – это все та же мозаика, которую сложила для нас Вирджиния Вулф.

Сервировка. Рекомендуется читать вдали от крупных промышленных центров. Противопоказано любителям гламурных журналов.

Александр МАКАРОВ-КРОТКОВ

Нина ГОРЛАНОВА.
«Светлая проза»
(М.: ОГИ, 2005)

Ингредиенты. Незатейливое название этой книги – откровенная провокация и издевка. Ничего светлого не может быть у авторши качественной женской прозы из нищего города Перми. Вот варит она своим четверым детям последнюю, в муках добытую картофелину, а левой рукой в это время пишет книги, которые публикует почти одновременно в нескольких московских издательствах. На кухонном линолеуме в это время образуются узоры из тараканьих стай. И даже камень, не знающий страдания, растопился от такой жизни – застонал и пошел трещиной старый советский дом. За стеной разорались соседи-алкоголики (непереносимую речь таких персонажей Горланова воспроизводит мастерски, но чтение получается на любителя). Женская проза бывает двух видов: для барышень с высшим образованием и без оного. Но оба разряда жанров не могут обойти стороной суровую бабскую долюшку, труднее которой не сыщешь. Как правило, пол писателя определяется без взгляда на обложку по следующим признакам: умение смастерить литературу из подручных материалов и любой бытовой неурядицы (как у занудной букеровской финалистки Марты Петровой), умение с иронией взглянуть на самую лошадиную работу и самые тяжелые испытания (как у мудрой Дины Рубиной). В книге Горлановой есть все это. Есть очень смешные находки. Оказывается, мыло «Ароматы любви» состоит из натриевых солей, диоксида титана и хлорида натрия; срок годности любовных «ароматов» – два года. Есть у нее стилизация под Гоголя с видимым миру смехом и невидимыми слезами. Но в целом картины провинциальной жизни таковы, что слабонервных просим отвернуться. Если вы сможете вынести такие удручающие темы, как у Горлановой, то готовы и к женской судьбинушке: к тому, чтобы пеленать детей, успокаивать мужа и предлагать рукописи наглым столичным издателям.

Сервировка. Исключительно бесстрашным дамам, любительницам мужественной прозы.

Мария КОРМИЛОВА