Владимир Машков

– Самая эмоциональная сцена в фильме – монолог отца, который, обращаясь к сыну, говорит: «Пройдет время, и ты узнаешь, с чем кушают счастье». Вы-то наверняка это знаете и точно можете сказать: счастье - это гарнир или основное блюдо?

– Счастье – такая сиюсекундная, мимолетная вещь. Многие говорят: мы стремимся к счастью. Но иногда его испытываешь быстро и даже незаметно. Быть счастливым постоянно невозможно и ужасно. Когда ты счастлив все время – это страшно, это наказание, потому быть постоянно счастливым может только больной человек. Секунды настоящего счастья неуловимы, часто ты оцениваешь это счастье по прошествии нескольких лет, понимаешь: то было счастье.

– «Папа» – фильм, где вы являетесь не только актером, но режиссером и продюсером. Вы сами чувствуете себя по отношению к этой картине отцом или сыном?

– Неожиданный вопрос, он поставил меня в тупик. Наверное, здесь я сын. В любом случае эта история – мое ощущение от того, как нас любят папы. Поэтому, да, скорее я тут сынок.

– Роль Абрама Шварца, сыгранная в театре, сделала вас не просто популярным артистом, но показала, что вы артист большого дарования. Наверное, не ошибусь, сказав, что это – главная роль вашей творческой жизни. Но вы ведь поначалу сомневались, играть или не играть эту роль в кино самому?

– Естественно, сомневался. Я не могу назвать тех актеров, о которых думал, потому что они все замечательные и, возможно, сыграли бы эту роль очень хорошо. Но все равно во мне взял верх режиссер, и я подумал, что возможность попробовать себя в этой сложной работе надо дать актеру Машкову. И кроме того я понимал, что такой роли мне больше никто и никогда не предложит, поэтому не смог от нее отказаться, взял ее себе сам.

– Наверняка, находясь в кадре, сложно быть уверенным, что идеально все срежиссировал. Трудно ли оказалось совмещать управление всем процессом с исполнением заглавной роли?

– Ну, конечно. Это вообще довольно забавная вещица, когда пытаешься убедить себя в том, что правильно и что неправильно. В кино это попроще, потому что существует монитор, и ты всегда видишь, что ты сделал. Но в этой работе, конечно, самые большие претензии у меня были к самому себе. Иногда я понимал, что смертельно устал… Но именно это мне иногда и помогало, потому что как достаточно молодому человеку играть старика? Через усталость молодого – это Константин Сергеевич Станиславский. Вообще это тяжелая и в то же время забавная работа, когда ты каждую секунду занят. Это сложно, конечно, но у меня были такие великие примеры перед глазами, и я стремился хотя бы немного приблизиться к великим людям, которые работали сами с собой.

– Роль Давида Шварца в детстве исполняет очень талантливый скрипач, из которого музыка очень органично льется, он ею живет. Роль взрослого Давида играет Егор Бероев, который лишь имитирует – изображает музыканта. Разве у вас не возникало желания снять в картине либо двух музыкантов, либо двух немузыкантов?

– Для меня принципиально в этой истории еще и то, что с уходом детского максимализма Давида, после того как он съел свой кусок солнца – стал профессиональным музыкантом,– его отношение к своему дару изменилось, стало более холодным, техничным. Знаете, как у Пушкина– «музыку я разъял, как труп». То есть в первой, детской части картины я попытался сделать Моцарта, а во второй – Сальери. И то, что вам кажется недостатком, для меня – невероятное достоинство, и мне приятно, что вы заметили эту точность и абсолютно механическое, как будто фальшивое отношение героя Бероева к музыке. Просто, понимаете, будучи пустым и нелюбящим человеком в жизни, ты не можешь владеть самым тонким, душеподобным инструментом на свете.

– Что для вас как немузыкального человека стихия музыки значит в этом фильме?

– Несмотря на то что оперных арий я не исполняю, музыка всегда являлась для меня одним из основных эмоциональных стартов. Практически каждая моя работа пропитана музыкой. С музыки всегда начинаю. Музыка – величайший вид искусства. Ведь сначала были звуки, а потом мы начали складывать их в слова. В этой картине мои ощущения очень сильно поддержал Владимир Теодорович Спиваков, который со своим оркестром «Виртуозы Москвы» и подобрал, и записал весь музыкальный материал. Вообще, когда передо мной вставал вопрос – как делать ту или иную сцену, музыка дала очень много ответов. В кино музыка очень помогает двигать эмоции.

– Вы неоднократно говорили, что «Папа!» – это картина вашей жизни, в которой вам важно донести послание «Берегите родителей». Наверняка вы будете продолжать режиссерский путь. О чем еще вам важно высказаться как режиссеру?

– Мне пока сложно об этом говорить. Картина «Папа!» еще не ушла от меня. А я сейчас пребываю в очень взволнованном состоянии, оно даже близко к депрессии. Ведь я уже это сделал, а значит, закончен период, который для меня всегда очень желанен. Теперь картина начинает уходить, и на меня это действует гнетуще. Каждую секунду ждешь реакции, и любой, даже самый легкий укол очень болезнен, несмотря на то что я человек крепкий и закаленный. В случае с «Папой!» это еще более ощутимо, потому что эта картина сделана в таком, почти бескожном состоянии. Понимаете, о чем я говорю? Это когда снял с себя кожу и демонстрируешь себя. Но с другой стороны, пройти через неминуемые уколы – это тоже один из вариантов спасти себя. Потому что в этом фильме мне не стыдно ни за одну секунду. Я такой, я так соображаю, я так чувствую. Пройдет еще какой-то период времени, и я двинусь еще в какую-нибудь авантюру, идеи которых сейчас лежат по карманам.

– Вы говорили, что эта картина – ваша благодарность родителям и ваша исповедь перед ними. Вы ведь тоже отец. Как думаете, в чем ваша дочь будет виниться перед вами и в чем, может быть, вы перед ней?

– Не знаю. Я родитель ненавязчивый – существую в жизни дочери постоянно, но стараюсь никоим образом не воздействовать на нее своими глупыми и ненужными советами. Тут я пользуюсь правилом – учитесь на ошибках других. У нее своя жизнь. Горжусь ею и стараюсь, чтобы она гордилась своим папой. Тут я не могу ее подвести. Наверное, это очень страшная вещь – переживать за папу. Своим отцом я очень гордился. Он был актером в Новосибирском театре, играл Карабаса-Барабаса, был огромный, килограммов сто сорок весом, ходил в берете и с бантом и был безумно смешным. Его обожали все дети, а для меня он был эталоном. Поэтому я стараюсь, чтобы и моей дочери не было стыдно за папу.

Отец и сын

Фильм «Папа!» заставил рыдать гостей XXVI Московского кинофестиваля

Для Владимира Машкова «Папа!» – проект жизни. Роль старого еврея – жулика и пьяницы Абрама Шварца из пьесы Галича «Матросская тишина» Машков играл в «Табакерке» с 23 лет. Эта роль показала, что он не какой-нибудь «секс-символ», «русский

Бандерас», как его часто называли в середине 90-х, а актер огромных возможностей. Неудивительно, что Машков решил поставить над собой эксперимент и сыграть Шварца снова – в кино, на крупном плане. Сам нашел деньги, сам поставил, сам сыграл.

При желании найти в фильме «Папа!» недостатки не так уж сложно. Игра всех актеров, и Машкова особенно, слишком театральна, изображение слишком стерильно, линии некоторых театральных героев сокращены, а потому поблекли. Но в целом «Папа!» – очень качественное зрительское кино, сделанное с душой, красиво снятое и не оставляющее равнодушными даже тех, кто «Матросскую тишину» знает наизусть. На премьере зрители плачут поголовно, и этот выплеск эмоций дорогого стоит.

Для тех, кто не знаком с пьесой Галича, немного о содержании. Глухой городок Тульчин. Старый еврей-кладовщик Абрам Шварц занимается какими-то махинациями и растит единственного сына Давида. Жалкий, спивающийся Абрам мечтает только о том, чтобы сын его вырос великим скрипачом и узнал, «с чем кушают счастье». Ради своей цели Щварц-отец готов отдать все, что у него есть, а заодно вытрясти всю душу из сына. Сын стыдится отца и мечтает умчаться из его дома навсегда. Он действительно становится скрипачом, ему рукоплещет Большой зал Консерватории, но не оправдывает еще одной мечты отца – о сыновней благодарности. И когда отец с авоськой чеснока и кульками чернослива приедет навестить сына в консерваторском общежитии, сын крикнет ему: «Чтоб ты сдох!» А потом начнется война, и отец вместе со всеми жителями тульчинского гетто будет расстрелян, а сын, тяжело раненный в боях за освобождение Тульчина, будет говорить с отцом в предсмертном бреду. Финальный диалог снят банальной «восьмеркой» – два лица поочередно. Но при этом производит такое колоссальное впечатление, что все огрехи фильма мгновенно забываются.

Елена СЛАТИНА

Справка «НИ»

Владимир МАШКОВ родился 27 ноября 1963 года в Туле в семье актеров. Его детство прошло в Новокузнецке. Поступил на биологический факультет Новосибирского госуниверситета, но через год ушел в театральное училище. Был изгнан оттуда за драку. По той же причине был вынужден уйти и из Школы-студии МХАТ, куда был принят в 1984 году. Театральное образование продолжил в Театре-студии Олега Табакова. С 1990 года актер и режиссер Театра Табакова. Сыграл главные роли в фильмах «Лимита», «Подмосковные вечера», «Американская дочь», «Вор», «Мама», «Сделаем это по-быстрому», «Олигарх», «Идиот». Кроме ролей «крутых ребят», которые ему очень удавались в кино, Машков известен и как успешный режиссер. Его «Трехгрошовая опера» идет в «Сатириконе». Как кинорежиссер снял фильмы «Сирота казанская» (1997) и «Папа!» (2003). Женат в третий раз, есть дочь Маша от первого брака. Машков считает себя католиком (его бабушка была итальянкой).