Posted 27 февраля 2008,, 21:00

Published 27 февраля 2008,, 21:00

Modified 8 марта, 08:17

Updated 8 марта, 08:17

Солист группы Apocalyptica Эйкка Топпинен:

27 февраля 2008, 21:00
В группе Apocalyptica нет ярко выраженного фронтмена – все участники абсолютно равнозначны, однако право представлять песни и общаться с публикой чаще других музыканты делегируют Эйкке ТОППИНЕНУ. Накануне концерта поговорить с ним удалось и корреспонденту «Новых Известий».

– В начале вашей карьеры вы занимались в основном кавер-версиями известных металл-групп. Почему изначально вы решили сделать ставку на обработку уже состоявшихся хитов, а не на написание собственного материала?

– На самом деле мы ничего не решали. У нас был ансамбль из 16 виолончелистов, который придавал инструментальное звучание многим композициям Джимми Хендрикса, музыке танго и даже финскому фольклору. Но мы ничего не планировали, а просто развлекались и несколько лет ради удовольствия писали инструментальные аранжировки. Естественно, что все произошло спонтанно, и такого успеха никто не ожидал. Мы вообще думали, что у нас будет только тысяча записей.

– Как вы сами можете объяснить причину популярности не совсем обычного жанра, близкого к классической музыке, в котором вы играете?

– Я думаю, мы разрубили лед. Музыкальный мир ожидал кого-то, кто придет и сломает границы. Но для нас в этом нет ничего странного – мы просто играли тяжелый металл, при этом ощущали в себе силы, чтобы нарушить какие-то музыкальные каноны и обновить музыкальный рынок. Мы хотели показать новое звучание, чтобы люди поверили в эту новизну и пошли за нами. Но когда мы начали писать свою музыку, то почувствовали, что группа выходит на новый уровень развития и становится уже «настоящей бандой». Мы не меняли стилистики, а все так же работаем с околороковым и металлическим звучанием, только пишем теперь свою музыку. Никаких резких шагов в сторону мы не делали, поэтому поклонники, которым нравилось наше кавер-творчество, слушают нас и сейчас. Разве что несколько сменился акцент – наша музыка сейчас больше подкреплена роком, чем классикой, и это, возможно, приближает ее к людям. Хотя, по большому счету, мы ни на кого не ориентируемся.

– Боб Дилан как-то сказал, что «все песни уже написаны», и ничего не остается делать, кроме как «обновлять» созданное ранее. Согласны ли вы с этим?

– Мы просто выбрали себе путь без расчета на что-либо, но все равно все «обновленные» композиции принадлежат «Апокалиптике». Ведь у нас были случаи, когда песни, написанные для гитары, мы перекладывали на виолончель, и это становилось уже только нашим звучанием. Но сделать «кавер» – это отнюдь не простая задача: когда песня попадает тебе в руки, нужно решить, что с ней делать и в каком направлении, прочувствовать, понять ее. А сделать огромный хит – это почти невыполнимая задача. Чаще с этим сталкиваются в поп-музыке, где даже если есть хороший исполнитель с удивительным вокалом, создать для него настоящий хит очень и очень сложно. Поэтому и приходит мысль, а не сделать ли кавер-версию для начала, чтобы артист мог предстать во всей красе и «выстрелить». Я знаю многих людей, которые работают с «топовыми» артистами, в частности, хорошо знаком с Максом Мартином, который создал порядка ста хитов, скажем, для группы Backstreet Boys или для Бритни Спирс. И он уверяет, что сделать хитовую песню с запоминающимся мотивом безумно сложно.

– То есть запас песен, на которые делают «каверы», может вскоре иссякнуть? Получается, что в музыке грядет кризис?

– Я не знаю, наступит ли кризис в музыке, но в музыкальном бизнесе он уже происходит. У многих групп просто не продаются альбомы, и они не могут зарабатывать на своем творчестве. Как ни странно, у нас схожая ситуация: деньги утекают чаще, чем их успеваешь зарабатывать. И даже если мы продадим много записей, то выпустить хороший альбом будет все равно сложно – для этого требуется слишком много сил, затрат и времени в студии. Что же касается классической музыки, то у нее явно глубокий кризис. Не знаю, как с этим дела в России, потому что ваша школа классической музыки довольна мощная, но в Финляндии часто затрудняются с ответом на вопрос, как привлечь молодежь на оркестровые концерты. Ведь новое поколение абсолютно не интересуется этим жанром.

– Раз вы заговорили о русской классической музыке, то не могу не спросить о ваших предпочтениях…

– Я люблю русскую классику – например, Шостаковича и Прокофьева. У них очень впечатляющая и мощная музыка. А вот Чайковский – это немного не мое. Может, это связано с тем, что нам, финнам, нравится эмоциональная, сильная музыка.

– А не было мысли поработать с такой музыкой и представить ее по-своему?

– Года три назад мы играли партию Шостаковича как вступление к нашему концерту. Но дело в том, что в современном музыкальном бизнесе все права защищены. И нужно получить разрешение у его потомков, а это очень сложно, особенно в Финляндии, поскольку чаще всего члены существующей семьи против использования музыки их родственника.

– Вам не кажется, что сейчас на концертах акценты сильно сместились в сторону шоу? Например, на «Евровидении» два года назад победили ваши соотечественники – монстры из группы Lordi, год назад там чуть не выиграла украинская Сердючка, а в этом году Ирландия хочет отправить ряженую индюшку… И музыкальных шедевров среди этого великолепия не найти.

– На этом конкурсе в принципе не может быть шедевральных композиций, поскольку «Евровидение» для меня в музыкальном плане – полное г... Можно, наверное, найти парочку нормальных песен, но в целом это отвратительно. Я бы вообще советовал не смотреть его, потому что там абсолютно нечего слушать. Это же конкурс, и участники в первую очередь стремятся выиграть, поэтому стараются чем-то удивить, а не преподнести хорошую качественную музыку. В основном на нем представлены банальные, низкокачественные и трэшовые композиции. Вообще, ужасно вот так сидеть на диване и смотреть телевизор, из которого доносится весь этот отстой. Поэтому ну его, это «Евровидение», а тем более эту жуткую музыку.

"