Posted 27 января 2009,, 21:00

Published 27 января 2009,, 21:00

Modified 8 марта, 07:45

Updated 8 марта, 07:45

Двое против системы

Двое против системы

27 января 2009, 21:00
Трехкратно номинированная на «Оскар» картина Клинта Иствуда «Подмена» – классическая американская драма о борьбе одиночек с представителями власти, заканчивающаяся победой первых. Но новая картина не просто воспроизводит действительную историю 1928 года, связанную с похищением ребенка, а вскрывает механику насилия, кот

Вернувшись с работы, телефонистка Кристин Коллинз не обнаруживает дома своего девятилетнего сына Уолтера. Через полгода проволочек полиция торжественно объявляет, что нашла пропавшего ребенка. Найденыш похож на похищенного и называет ее мамой, но та твердит, что это не ее сын. И все попытки несчастной доказать, что подсунутый ей мальчик – самозванец, разбиваются о непоколебимую уверенность представителей власти, родственную той, которую высказывали железнодорожные служащие в стихотворении Маршака, уверявшие, что «за время пути собачка могла подрасти». Но в гораздо более жутком варианте – сначала Кристин обвиняют в стремлении уклониться от материнских обязанностей, а потом объявляют сумасшедшей. Сделать это тем легче, что она действительно, кажется, не в себе, а сила давления сверху такова, что и человеку с более крепкими нервами можно рехнуться от уверенности и безапелляционности, с которой власть утверждает, что черное – это белое. Позволяя этому нахрапу излиться в зал, Иствуд по существу проверяет зрителей на внушаемость, позволяя сомнению просочиться в их души – ну, не может же быть, чтобы столь высокопоставленные чиновники, облеченные доверием множества людей, настолько изолгались?! Оказывается, может. А чтобы их даже не пытались изобличить, бросают телефонистку в психиатрическую лечебницу с персоналом типа сестры Гнусен из «Полета над гнездом кукушки», пригрозив бессрочным заключением и лоботомией, если мать не откажется от претензий к полиции.

Коллинз наверняка сгинула бы в больнице, но в дело вмешивается священник местной церкви, который поднимает на ее защиту общественное мнение. Героиню вынуждены освободить, и она вместе с пастором начинает процесс против полиции и городских властей. В конце концов, правосудие торжествует, и мгновения его торжества вызывают, как в лучших американских фильмах, сильный душевный подъем. Но, как ни удивительно, впечатление бессилия человека перед машиной власти и добра перед злом остается. Причем оно гораздо тягостнее, чем в памятном фильме Балабанова «Груз 200», где морок рассеивался очевидным неправдоподобием обстоятельств и заведомо ложным извещением, что «фильм основан на реальных событиях» – при том, что советский властный произвол был страшнее американского по причине бесконтрольности снизу. Иствуд, кстати, потребовал убрать из титров эти самые слова «based on true story», заявив, что «важно лишь одно – хорошая ли это история и хорошо ли она рассказана».

История, бесспорно, душераздирающая и хорошо сыгранная, хотя простодушные российские зрители и не могут свыкнуться с тем, что видят на экране Анжелину Джоли не в образе Лары Крофт, а в роли мадонны, у которой похитили младенца. И всячески иронизируют над заокеанской суперзвездой: и губы у нее, мол, не материнские, и глаза слишком слезоточивые, и выражение лица застывшее – как будто ожидали увидеть собственную мать, а Иствуд подменил ее девицей легкого поведения, которая изображает святую. Американцы то ли оказались толерантнее, то ли с самого начала не смешивали Джоли с ее героинями – и спокойно номинировали на «Оскар».

Вторая закавыка – Джон Малкович, которого втиснули в шкуру положительного пастора, хотя этому актеру, изумительно играющему сложных героев, можно было предложить не столь однозначный образ, а роль упертого полицейского капитана Джонса, очень недурно исполненную Джеффри Донованом. Но Иствуду, похоже, не нужны были индивидуальные характеры – ему нужны были социальные типы, психологически более бедные, чем индивиды, но зато непосредственно обобщенные. Что же касается качеств рассказа, то режиссер все делает так, как надо, только чуть-чуть затягивает эпизоды и не уверен в том, что знает момент, в который нужно поставить точку. Но это не тот счет, который имеет смысл предъявлять 75-летнему Клинту Иствуду, который живет в несколько ином времени, чем большинство зрителей, и имеет право предложить им свой темпоритм.

"