Posted 26 апреля 2010,, 20:00
Published 26 апреля 2010,, 20:00
Modified 8 марта, 06:59
Updated 8 марта, 06:59
Польско-русские параллели
С «Плохим домом» Войцеха Смажовски рифмуется «Груз 200» Алексея Балабанова. Обе картины весьма мрачными красками описывают первую половину 1980-х, закат коммунизма в Восточной Европе и СССР. В обеих есть поразительно сыгранные (Марианом Дзензелем и Алексеем Серебряковым соответственно) роли пропойц. И в Польше, и в России с такой же страстью, как в Средние века гнали бесов, гонят самогон, допиваясь до глюков. И там и тут беспредельничают, убивая невиновных, правоохранительные органы. Но где есть сходства, там есть и отличие, и оно в данном случае так же важно. Польский режиссер гиперреалистичен и концентрирует реальность, не отступая от нее: все, что он показывает, могло произойти на самом деле, причем в строго определенный период времени. Многое же из того, что под видом «действительных событий» показывает российский режиссер, не могло произойти нигде и никогда, но парадоксальным образом именно это заставляет толковать его фильм как выявление «вечной» сущности российской власти. В дискуссии между польскими и российскими критиками прозвучала мысль: в Восточной Европе тоталитаризм держался исключительно на советских танках, а в России – на покорности и растлении народа.
Другая параллель – между «Польско-русской войной» Ксаверия Жулавски, «Кислородом» Ивана Вырыпаева и «Россией 88» Павла Бардина. Главные герои всех трех лент – современные отморозки, но польские гораздо безопаснее наших. Поляк всего лишь бузит, тогда как один из «наших» убивает лопатой жену, а другой расстреливает сестру и ее жениха-«инородца».
А вот «Меньшее зло» Януша Моргенштерна и «Все, что я люблю» Яцека Борцуха, с одной стороны, «Исчезнувшая империя» Карена Шахназарова и «Стиляги» Валерия Тодоровского – с другой. Тема этих фильмов – разложение коммунистического строя под воздействием зарождающихся протестных настроений молодежи, только Тодоровский с Шахназаровым фиксируют начало и середину процесса, а Моргенштерн и Борцух – самый конец: время военного положения, введенного в ответ на движение «Солидарности». И за сходством опять стоит различие: бунтарство российских молодых людей направлено не против болезни («красной чумы»), а против ее симптомов – унификации и всяческих препятствий «буржуазным» культурным влияниям. Бунт же молодых поляков – против самого режима.
Нетрудно усмотреть также схожесть между другой картиной Шахназарова, «День полнолуния», и двумя польскими фильмами: «0_1_0» Петра Лазаркевича и «Зеро» Павла Боровски – везде повествование представляет собой произвольную на вид последовательность сюжетно или ассоциативно связанных эпизодов из жизни героев, среди которых нет главных.
Отметим, что программу фестиваля второй год подряд судит жюри Гильдии киноведов и кинокритиков России. Киноведы разглядели еще один мостик – между «Малой Москвой» Вальдемара Кшистека и «Тоталитарным романом» Вячеслава Сорокина: два рассказа о трагической любви между простой женщиной и непростым мужчиной из другого мира. В российском фильме – между незамужней советской бабой и советским же диссидентом, в польском – между замужней «совочницей» и свободомыслящим польским офицером. В Польше – 1960-е, в СССР – 1970-е. Там и тут с тягой друг к другу соседствует отталкивание, а власть препятствует «порочной» связи. И нет нужды говорить, что оба режиссера – на стороне влюбленных...
И, наконец, последняя в этой статье, но далеко не последняя по значимости параллель – между «Катынью» Анджея Вайды и – угадайте с двух раз – конечно же, «Утомленными солнцем 2» Никиты Михалкова. 1940-й и 1941-й годы соответственно. Советская власть расстреливает цвет польского офицерства в одном фильме, фашисты расстреливают советский народ в другом. Никита Сергеевич, в целом одобрив «Катынь», все же не удержался от того, чтобы назвать ее «фильмом обиженного человека». Так вот, хорошо бы было, если бы сам Никита Сергеевич так обиделся на фашистов, как Вайда – на чекистов, пардон, энкавэдэшников. Тогда оккупанты в его фильме не были бы столь карикатурно-добродушными и предстали бы такой же страшной безликой силой, как сталинские соколы в картине великого польского режиссера. И не пришлось бы почти всем рецензентам с оторопью отмечать собственное равнодушие к демонстрируемым в «Утомленных солнцем 2» ужасам войны – сидели бы в креслах, вцепившись в подлокотники, как на первом просмотре «Катыни» в Доме кино.