Владимир Юровский

– Владимир, то, что вы дитя из музыкальной семьи, как-то повлияло на решение стать музыкантом?

– Да, конечно. Мой отец был дирижером, это предопределило мой выбор в сторону музыки. Хотя то, что я стану дирижером, я решил все же не сразу. Я поначалу предполагал стать пианистом, концертмейстером, так как мне очень нравилось работать с вокалистами. Решение было принято окончательно, уже когда я оказался за рубежом в 1990 году, хотя и отец, и мой немецкий педагог Ройтер поначалу отговаривали меня.

– Каково ваше отношение к современной оперной режиссуре, зачастую крайне модерновой?

– Ну, если при этом не происходит потери музыкального смысла, то это хорошо. Я считаю, что эксперименты необходимы, нельзя стоять на месте. Но в пределах нормы, разумеется. Увиденный мною недавно в Берлине «Борис Годунов» Дмитрия Чернякова меня покоробил как раз излишним стремлением к осовремениванию. Хотя его «Похождения повесы» в Большом замечательны. Столь же разные опусы и у Дмитрия Бертмана, который руководит «Геликоном».

– С кем вы выступаете кроме РНО?

– Если вы имеете в виду солистов, то я люблю играть с Николаем Луганским, с которым мы никогда не говорим о музыке. Играем вместе – да, но о музыке не говорим. Правда, его увлечения шахматами я не разделяю, я в них довольно слаб, так что сходимся на беседах о литературе, философии. Также люблю играть с Вадимом Репиным, Алексеем Любимовым. К сожалению, мне пока не пришлось выступать с Григорием Соколовым – блистательным современным музыкантом, одним из лучших пианистов эпохи.

– То есть в основном русские исполнители?

– Не только, разумеется. Но русских сегодня очень много за рубежом. Когда я ставил «Войну и мир» в Опере Бастилии, там участвовало не менее 35 русских артистов. В Берлине работает Давид Герингас, у Елены Башкировой есть свой фестиваль в Иерусалиме, в Нью-Йорке поют Любовь Петрова, Вячеслав Войнаровский.

– Кто из русских дирижеров вам сегодня наиболее интересен?

– Прежде всего Геннадий Рождественский, которому я ассистировал несколько раз, в том числе и в «Ковент-Гардене». Разумеется, и Валерий Гергиев, еще Дмитрий Китаенко, с которым мы уже очень давно не виделись, Юрий Темирканов.

– А что вы думаете о сегодняшнем состоянии западных симфонических оркестров? Сегодня так много говорят об утрате традиций в знаменитых коллективах, о нивелировании звучания…

– Да, это есть. Но все же Венская филармония, как и Дрезденская штаатскапелла, и лейпцигский Гевандхуаз сохранились практически в неприкосновенности. Несколько утратил качество звука, совершенно фантастическое еще в 80-е годы при Караяне, Берлинский филармонический оркестр. Это был совершенно уникальный звук.

– Вы часто выступаете?

– Не более 75 раз в год. Этого более чем достаточно. Просто потому, что музыкант, как, быть может, и никто другой должен побыть в тишине ну хотя бы 7 – 10 дней. Подумать, почитать, побыть с семьей, наконец.

– У вас музыкальная семья?

– Моя жена – недействующий музыкант, она родом из Ленинграда, но она почти всю жизнь живет в Германии, так что уже с большим акцентом говорит по-русски. А дочь учится играть на флейте.

– Когда-то вы увлекались роком…

– О, это было так давно. Хотя я могу сказать, что по-прежнему люблю «Аквариум» и Бориса Гребенщикова – как музыку, так и поэзию. Что касается западного рока, то тут мне интересны Beatles, Pink Floyd, Deep Purple, некоторые проявления современного арт-рока. Также мне интересна босанова – это уже из Бразилии. Ну и еще танго.