Актер Владимир Качан

– Владимир Андреевич, ваш театр мог бы одним из первых в этом сезоне открыть двери для зрителей. Не обидно, что произошел такой фальшь-старт?

– Я думаю, что это к лучшему, поскольку не только артистам было бы невыносимо тяжело играть в некондиционированном помещении, но и публике было бы трудно высидеть. У нас и в мае-то, когда бывает под 30 градусов, я вижу, как публика обмахивается программками и как ей нелегко. А этим летом Москва опустела. Так что я легко предположу, что спектакли были отменены не только из-за человеколюбия, в котором трудно заподозрить любую администрацию, но и из-за того, что люди просто-напросто не купили билеты. Я бы тоже не купил.

– Но все же я знаю людей, которые купили на август билеты, а потом их пришлось сдавать. А как вы сами относитесь к тому, когда ваши планы нарушаются?

– Надо научить себя не раздражаться по поводу температуры 40 градусов, дыма, смога, нервозности окружающих… Надо просто набраться терпения и ждать. Если бы можно было приобрести себе марлевую повязку и в ней играть спектакль, это было бы комично, но это исключено. Так что если плановые спектакли не отменяются, что ж, надо их играть при любой температуре, а если их отменили, то надо относиться к этому с радостью.

– Это вопрос, конечно, не к актерам, но, может быть, ваш театр планирует в связи с «глобальным потеплением» установить кондиционеры в зале?

– Ну это зависит действительно не от нас и даже не от циклона. Найдутся средства, значит, будут кондиционеры, не найдутся – не будут. Театр на Малой Бронной, по моим сведениям, подавал заявку в Министерство насчет этого актуального обстоятельства, и, кажется, им отказали. Наши высокие театральные чиновники, как и другие чиновники, всегда полагают, что актуально что-то другое, а культура и всё, что с ней связано – подождет. И когда мы вошли в рынок, ее убогий ларек как всегда оказался на задворках этого рынка, рядом с бижутерией, а газовые баллончики (и тоже как всегда) напротив центрального входа. Но все почему-то забывают, что если политику и экономику страны подчас определяют невежественные и бессовестные люди, то и политика, и экономика тоже неизбежно станут невежественными и бессовестными. Ведь именно культура воспитывает совесть (простите за это забытое рынком слово)… Можно об этом много говорить, но это все равно, что бороться с глобальным потеплением.

– А чем ознаменовалось для вас это лето в творческом плане?

– У меня были съемки в 4-серийном фильме Валерия Рожнова «Рожденные в СССР». И с издательством, где когда-то опубликовал свою первую книжку «Роковая Маруся», я подписал договор, что в сентябре сдам новую, четвертую, книжку, над которой сейчас работаю. Это калейдоскоп моих наблюдений, касающихся артистов, режиссеров и вообще этого странного сообщества, которое занимается театром, кино и телевидением. Многие называют это байками и собирают их в книги. Например, наш главный режиссер – Иосиф Райхельгауз. И у меня настолько много накопилось этих наблюдений, которые я рассказываю разным людям, как анекдоты, и иногда записываю в записную книжку, что я подумал: а почему это должно лежать без дела, когда это и интересно, и смешно, впрочем, иногда и печально? Но это не байки, а все-таки маленькие новеллы. Например, готовили премьеру спектакля «Провокация», который написал и поставил Сергей Юрский. Он всегда как-то напутствует артистов перед началом. И в день премьеры он тоже что-то говорил, а под конец произнес: «Ну с Богом!» – и кто-то из артистов автоматически ответил: «К черту!» Никто даже не засмеялся, а у меня, видимо, обостренный слух к таким казусам. Мне кажется, только такой специфический народец, как артисты, мог перепутать адрес.

– В новом сезоне мы увидим вас в премьерах?

– Я не знаю, что мне предстоит, потому что планами относительно меня Райхельгауз обычно делится в последний момент, когда у него рождается какая-то идея. Например, насчет того, что меня надо ввести в какой-либо спектакль. Он иногда знакомит меня с этим часа за четыре до предстоящего события. Но эти идеи у него возникают, как правило, спонтанно, а долгосрочных идей насчет актера Качана, по-моему, у него нет или он со мной ими не делится. А меня, честно говоря, это несильно волнует, потому что для меня с некоторых пор театр превратился в интересное хобби, как это ни покажется вам странным. Кино – это и интересно, и денежно. Ведь жить на что-то надо в наше простое время. Многие называют его непростым, но я считаю, что оно именно простое, потому что если все базируется на деньгах, то проще некуда. А что касается литературы, то все последние годы мне это интереснее всего. Вообще всего!

– Неужели ваша бардовская ипостась отошла на второй план?

– Ну нет. Музыку я не оставлю никогда. В этом году у меня вышло два новых диска. Один из них – это фактически гуманитарный памятник поэту Алексею Дидурову. Диск называется «Столик на одного», и большинство песен в нем – на стихи Алексея. И еще мы сделали аудиокнигу вместе с моим другом детства Михаилом Задорновым. Он, кстати, был свидетелем создания наших первых с Леней Филатовым песен. Эти старые песни были мной забыты. Но в Риге нашелся коллекционер Георгий Куцин, который эти записи сохранил. Когда в прошлом году мы стали готовить MP3, он прислал весь этот материал. И мы выпустил диск «Это было недавно» с песнями на ранние стихи Леонида Филатова.

– Вы пишите музыку в тиши кабинета или она настигает вас неожиданно?

– Я сочиняю свои мелодии где угодно: на улице, дома, в театре. И главное – их вовремя «зафиксировать».

– Недавно в интервью «Новым Известиям» режиссер Туминас сказал, что актер на сцене не должен уставать. Если актер устает, значит, он нарушает гармонию. Он должен все делать легко…

– Я с высказыванием Туминаса совершенно согласен. Думаю, что он не случайно стал художественным руководителем вахтанговского театра. Райхельгауз иногда это с оттенком иронической брезгливости называет «вахтанговской школой», а я очень люблю шалить на сцене. Мне, например, претит вся эта почти патологическая органика, когда человек плачет в три ручья, а ты в качестве зрителя сочувствуешь артисту, а не персонажу. И такая досада берет! Потому что еще Дидро сказал: «Поэтом является не тот, кто вдохновлен, а тот, кто вдохновляет». И поэтому достаточно сдерживать слезы, а у людей в зале будет ком в горле. Артист должен управлять ситуацией, смотреть на все как бы со стороны. Вот в этом, думаю, и есть вахтанговская школа – не впадать в паранойю пресловутого вживания в образ. Это, кстати, противоречит религии, согласно которой нельзя вживаться в шкуру другого человека.

– Вы тоже считаете, что актерство – грех?

– Надо понимать, зачем и про что ты играешь. Я стараюсь разделять, где искусство, а где что-то совсем другое. Например, я абсолютно убежден, что спектакль «Москва. Психо» Жолдака, который идет в нашем театре и отчего-то нравится Райхельгаузу, – чистая бесовщина. Для Райхельгауза главное – интересный режиссер или нет. И если Жолдак интересен всей Европе, значит, он интересен и Райхельгаузу. Ему нравится это как режиссерский профессиональный выплеск, а то, какую это имеет нравственную подоплеку, его не волнует. Не волнует и то, что там сплошная патология и, как мне кажется, даже русофобия. Но Райхельгауз сам построил этот театр и имеет право на собственный вкус и пристрастия. И Бог ему судья, но лично я старюсь ни в чем подобном не участвовать.

– Я смотрю, вы постоянно спорите с вашим главным режиссером. Что же вас объединяет?

– Ощущение легкости театрального бытия. Например, он изобрел наши клубные вечера, где все рассказывают театральные и не только театральные истории. На эти вечера попасть почти невозможно – всегда аншлаг. Он придумывает массу всяких затей, которые очень оживляют театральную рутину. И я от всей души желаю этой «Школе» не стареть и продолжать обучение.