Куклы и фурии

По-хорошему балеты Килиана (уроженца Праги, работающего в Голландии) следовало заполучить в афишу еще много лет назад. За последние сорок лет без работ всемирно известного мастера не обходился ни один уважающий себя европейский театр. Но у нас, как всегда, собственная гордость. Впрочем, у Килиана тоже. Так нескладно и получилось. Сначала ГАБТ делал вид, что нет такого хореографа, а если и есть, то нам он не нужен. Потом, когда в России с опозданием дозрели, уперся уже мэтр. Килиан долго не давал согласия на перенос своих балетов в Россию, опасаясь, что в руках и ногах классических танцовщиков от его стиля останутся рожки да ножки. Первым брешь пробил столичный Музыкальный театр. Он обхаживал Килиана несколько лет и заполучил-таки два спектакля. Лиха беда начало: привыкнув, наконец, к мысли, что его балеты исполняют в России, мэтр разрешил Большому показать «Симфонию псалмов» – балет, сделанный на музыку Стравинского в 1978 году.

Килиан обратился к партитуре, соединяющей оркестр с хором. Стравинский и псалтырь, который здесь распевают, показались хореографу созвучными тому, что хотел передать он сам: переживание откровений, не выразимых словами. Бессюжетную хореографию навеяли сверкающие алтари пражских церквей: у Килиана они ассоциировались с мистической драмой. Недаром постановщик завесил сцену коврами, загадочно мерцающими в полумраке, и сочинил танцы, в которых тело так же предельно обнажает душу, как исповедь. Босые и нервные танцовщики создают атмосферу вопрошания: тут каждый молится по-своему, но в общем русле. А может, и не молится, а просто переживает возвышенное, участвует в порыве, сохраняя, тем не менее, свой личный голос. Вопросы задаются такие, на которые нет (и не может быть) окончательного ответа. Поэтому так тревожны переходы и перестроения, так неожиданно переменчивы позы, витиеваты поиски пластической ясности. Масса распадается на пары, по-разному переживающие душевные грозы и затишья, и на бунтарей-одиночек, несущихся по сцене в неистовых прыжках или клубком собственного тела закрывающихся от света. Но просветление достижимо: в этот момент закончится смятенность хореографического текста и начнется финальное общее умиротворение.

Балет «Хрома», поставленный в 2006 году, на первый взгляд перекрывает «Симфонию», точно так же, как изрыгающая децибелы группа в определенном смысле может «надрать уши» негромкой классике. На белой коробке сцены МакГрегор (сорокалетний постановщик балетов в лондонском театре Ковент-Гарден) сочиняет забойный текст о функциональности наших тел. Автор «ломает» исполнителей под рок-музыку, «звериную и агрессивную» (характеристика ее сочинителя, английского композитора Тэлбота). Физическая сторона танца предельно подчеркнута: мы реально видим работающие мышцы, реагирующие по законам высшей нервной деятельности. В этой силовой гимнастике танцовщики должны иметь нечеловеческую гибкость и чудовищных размеров шаг. Им нужно трясти плечами и сводить лопатки. Балансировать на цыпочках и отталкиваться от воздуха ладонями, чтобы резко упасть на руки партнера. Играть тазом, волноваться спиной и с размаху бросать руки к коленям и стопам. И все это в повторяющейся последовательности: вспышки света – убыстрение темпа – внезапный полумрак – тихая скрипка – танец замедляется. Повторяем по новой.

Эта деятельность МакГрегору очень важна: он сочиняет комбинации, чтобы постигнуть пределы экстремальности и на них изучать реакции мозга и тела человека. Иные аспекты брутального британца не интересуют. И налицо парадокс: вроде бы движения бушуют, адреналин капает, эротика подразумевается, а танец разит холодком научного энтузиазма. Ведь человек здесь – прибор, деловито исследующий самое себя, а прибор пленять не может. И впечатления от «Хромы» соответствующие. Для тела – очень полезно. Для глаза – несколько однообразно. Для ума – весьма поучительно. Для души – нейтрально.

Дистанция между постановками «Симфонии псалмов» и «Хромой» меньше тридцати лет, а впечатление такое, будто прошла вечность. Это разные художественные миры. В первом – поиск смыслов, во втором – механическая целесообразность. У Килиана музыка – сущность танца, через танец она и познается. У МакГрегора звуки – просто раздражитель. Даже ритм и метр его не интересует: скорость балетных па с ними мало связана. У жителя Гааги нужно танцевать отрешенно и пронзительно, у лондонца – манерно и агрессивно. В его комбинациях важна внезапность точечных реакций, в то время как Килиана волнует глубинный эмоциональный диапазон. В красивейшей «Симфонии» артисты Большого театра осваивали свободу модерн-данса (правда, пока не очень преуспели, танцуя немузыкально и скучновато). В рациональной «Хроме» они вновь попали в жесткий регламент: исполнять этот балет правильно – значит гнать тело к физическому пределу возможностей. Лучше всех справились Светлана Лунькина и Вячеслав Лопатин. Но если учесть адскую жару, то претензии к исполнителям отменяются. Достаточно и того, что в 35 градусов их тела отважно подражали то податливой тряпичной кукле, то пружинистой фурии.