Весь «Ваш Гоголь»

Лет десять назад мы с приятелем-филологом целый вечер посвятили придумыванию спецкурса по истории русской литературы, посвященного исключительно обстоятельствам смерти великих писателей. Разбитый параличом Фонвизин, который велел принести себя в МГУ, чтобы студенты воочию увидели последствия чревоугодия и сладострастия. Грибоедов, погибший от рук фанатиков. Смертельно раненный Пушкин, старающийся не стонать от боли, чтобы не добавлять лишних мук любимой жене. Лермонтов, целенаправленно искавший дуэли и смерти. Наконец, Гоголь, собственноручно сжегший выстраданный второй том «Мертвых душ» и уморивший себя голодом в стремлении к абсолюту.

Рассмотрение смерти писателя как художественного акта и художественного текста, со своим сюжетом и сверхзадачей, давало возможность иного взгляда и на творчество литературных титанов, на их личность, и шире – на саму жизнь человеческую.

Валерий Фокин решил не просто проанализировать и осмыслить причины и обстоятельства ухода Николая Гоголя, но средствами самого телесного из искусств – театра – «прожить» момент расставания души с телом, устроить им своего рода очную ставку. Театральными средствами воссоздать тайное тайных – момент, когда освобождающаяся от телесных пут душа производит переоценку ценностей, всего достигнутого и сделанного в жизни. Момент суда, где каждый человек сам судья и подсудимый…

Зрители сидят с двух сторон у черного помоста, на котором на расстоянии вытянутой руки бьется в предсмертной агонии человеческое тело. Испарина, дрожащие жилы на лбу, дрожь, пробегающая по его телу, ушибленный палец ноги – все подробности физических мук даны крупным планом. Игорь Волков играет превосходно – с той достоверностью, когда страшно уже не за персонажа, а за актера: вдруг не выдержит нагрузки?

Какие сны снятся перед смертью – неведомо, но пофантазировать на эту тему можно. У края помоста открывается даль, где возникают пленительные театральные чудеса: малороссийские сказочные поля с кукурузными початками и гигантскими арбузами, петербургские панорамы, венецианские виды (впечатляющая работа молодого художника Марии Трегубовой). Прогуливаются черные силуэты карликов, летит на гондоле-скейтборде молодой человек (Александр Поламишев) в сюртуке и с орлиным носом.

Гоголь-Волков следит за разворачивающимися картинами замученными глазами и вздыхает, что вместе с молодостью ушла способность к веселому творчеству. И все кажется ненужным, мелким, карикатурным, чем-то вроде кукольного театра, где персонажи-карлики заполняют картонный мир. И понятен горестный вздох: «Да что бумажные «Мертвые души», когда у самого мертвеет душа».

Оппозиция «живой – мертвый» – одна из важнейших в творчестве Гоголя. Валерий Фокин не раз именно ее делал стержневой в своих гоголевских постановках (можно вспомнить роскошные натюрморты из фруктов-муляжей в «Старосветских помещиках»). В «Вашем Гоголе» люди-миражи в страшных масках-клювах выходят с подносами, уставленными роскошной, но ненастоящей снедью, уговаривая отведать итальянскую кухню: «Фокачча, спагетти, пармиджано». «Не хочу!» – с отвращением кричит герой, выплевывая засунутую в рот оливку.

Страстная тоска по подлинному, сны о настоящем вывели на путь, которым Гоголь, «почти сам не ведая, как пришел ко Христу». И теперь, с высоты открывшихся новых горизонтов, судит все сделанное, сокрушается о несделанном и видит себя чем-то вроде страшного «гроба повапленного», пестро размалеванного снаружи. Одна из самых запоминающихся сцен этого богатого ударами спектакля – выход гримеров, которые аккуратно одевают парики обоим Гоголям, приклеивают усы… Одинаково загримированные двойники усаживаются рядом, принимая знакомую позу с хрестоматийного и лживого портрет Моллера.

Мертвечина постепенно заполняет окружающее пространство: мертвеют веселые создания фантазии, мертвеют прежде радующие дары окружающего мира. Да и в себе ощущаешь ту же омертвелость – словно при жизни стал собственным бюстом.

«А еще не умрешь, не оживешь», – убежденно поизносит Гоголь, вытягивается на помосте и… умирает. Тело забрасывают пластиковыми цветами, а сам Гоголь уходит от нас в заоконную синеву распахнутых в небо ставней.

«Ваш Гоголь» – один из самых безнадежных спектаклей Валерия Фокина и один из самых зашифрованных. Смыслы сконцентрированы с плотностью бульонного кубика, а моментами очень не хватает того, что называется «режиссерской лирикой», – личного отношения постановщика к выбранной неподъемной теме. Сотканный из музыки и света спектакль (художник по свету Дамира Исмагилова и композитор Александр Бакши – полноправные соавторы режиссера) остается «вещью в себе», притягательной и раздражающей, не отпускающей и отталкивающей. Наверное, у каждого настоящего художника бывает пора, когда он берется за предприятия решительно неподъемные, замахивается на невозможное, впадает в ересь и, завершая один творческий круг, закладывает какой-то новый виток.