Бедный Шекспир

Известный японский режиссер Тадаси Сузуки создал фантазию на темы Лира-сумасшедшего, Лира-параноика, перенеся действие в психбольницу, резко сократив количество действующих лиц и сильно сократив шекспировский текст. Дмитрий Крымов назвал спектакль «Три сестры». Помимо текста трагедии использовал шекспировские «Бесплодные усилия любви» и сонеты. Оставил из многонаселенной трагедии только пять действующих лиц – Лира (Михаил Янушкевич), трех дочек и шута. И создал свою сценическую вариацию шекспировской драмы обманутого отца. В шекспировском Лире его интересовало не столько мироздание трагедии, сколько узкий круг семьи, не крушение королевства, но крушение любви, не исчадья ада, погубившие отца, но милые девочки-сестры. Режиссер позвал на роли дочерей Лира трех выпускниц московских театральных вузов – Алину Сергееву (Корделия), Наталью Горчакову (Регана) и Анну Синякину (Гонерилья). Шекспировское деление на «хорошую» Корделию и «плохих» Регану и Гонерилью было решительно отвергнуто. Сестры в постановке Дмитрия Крымова – три подруги, некое единое и слаженное целое, прелестные девушки, только вышедшие из подросткового возраста и понимающие друг друга с полувзгляда. Они бродят по дому в небрежных нарядах – рубашках или платьях, обнажающих плечи, в мокрых и рваных чулках, которые вечно сползают с ног. Они ластятся к отцу, как щенки. Играют с ним, как только что играли со своей черепашкой. А он, растроганный, сам устанавливает резиновый бассейн и помогает дочкам залезть в ванну.

Пока они купаются, он пилит доску с надписью «Британия» на три части. Встав на стул, мокрые, завернутые в полотенца дочки одна за другой декламируют стихи о любви и получают в награду свою часть страны. Корделия стихи помнит плохо, ругается с отцом, но свою часть получает тоже. Дмитрий Крымов выстраивает свою сценическую историю событий, насыщая ее «домашними» реалиями и бытовыми подробностями. Вот отец снова в кругу дочерей, которые ласково уговаривают его совсем отказаться от свиты – зачем, когда есть дочки? И он то негодует, то соглашается. То отшвыривает дочек, как медведь облепивших его собачонок, то ласково прижимает и баюкает на груди. И вот снова он подводит дочку к ванне, начинает умывать ей лицо, а потом засовывает голову в воду, и надо его отталкивать и спасать ее, задохнувшуюся от воды. Регана вовсе не приказывает слугам «ослепить» отцова сторонника. Три девчонки ласково пытаются выпытать у старого друга – Шута (Адриан Джуржиа): куда пошел отец. Тот устало отмахивается. Огромный, лысый, говорящий с явным иностранным акцентом и подбирая слова, он начинает постепенно сердиться. И вот уже отшвырнул одну так, что кровь идет из носа. А потом схватил вторую – вот-вот задушит. И третья прыскает ему в глаза какой-то химической жидкостью из распылителя на полу. Крик... И вместо глаз – черные провалы. Несчастный случай? Дмитрию Крымову важно понять механизм злодейства на бытовом уровне. Не так важно: царство отдал детям или квартиру. Выгнали ли его в степь, на холод, в ураган. Или просто отец ушел, обиженный, в дождь, а никто из дочек не кинулся следом. Там, где тема режиссера совпадает с текстом Шекспира, спектакль приобретает глубину и силу. Там, где шекспировский текст не хочет подчиняться трактовке, действие буксует и напряжение падает. Но в лучших моментах спектакля звучит эта сосущая боль обманутой любви, сводящая с ума, лишающая силы. Полубезумный старик бредет с целлофановыми мешками, подбирая с полу всякую дрянь и бормоча о жестоких дочках. Потом садится у резинового бассейна, раскладывает дочкины платья, а потом падает лицом в воду и затихает. Тонкие девичьи голоса вопрошают: «Что с папой? Он дышит? Он жив???» И только Шут баюкает своего Короля. Домашняя разборка заканчивается сумасшествием и смертью. И уже ничего не поправить.