Поэт Евгений Евтушенко

– Евгений Александрович, в Политехническом проходили легендарные поэтические вечера еще в шестидесятых, а потом эта традиция надолго прервалась. Расскажите, когда она снова возродилась?

– Это началось в середине девяностых, когда происходил настоящий культурный обвал. В тот момент два белорусских предпринимателя и журналист Анатолий Стреляный взялись осуществить проект «Итоги века», и к этому проекту они поручили мне подготовить антологию поэзии ХХ века «Строфы века». Так вот, именно с премьеры этой книги в 1995 году началась история моих традиционных вечеров в Политехе. Всех потрясло, что собралось такое число людей на поэтический вечер. И тогдашний директор музея Гурген Григорян со сцены заявил, что Политех предлагает мне контракт на 25 лет, чтобы я ежегодно выступал в музее в день моего рождения. Начиная с 1995 года, я не пропустил ни одного раза! И сейчас я решил обязательно выступить, поскольку в этом году из-за проблем со здоровьем 18 июля пришлось эту встречу отложить.

– Значит, в девяностые годы решающую роль в возрождении традиции сыграла ваша антология «Строфы века»?

– На самом деле этой работой я начал заниматься, когда нельзя было и представить, что антология такого типа может выйти. Это было еще при Брежневе. Я начал еще в застойные времена, договорившись с американским издательством «Дабль дэй», что я буду по мере собирания материала для русского экземпляра посылать им копии, чтоб они их переводили. То есть практически к тому моменту, когда мне предложили собрать антологию, материал уже собирался много лет. Надо сказать, что тогда таможня обращала внимание не на наркотики, как сейчас, а именно на рукописи. И очень было трудно посылать материалы, хотя там, с моей точки зрения, не было ничего такого, никаких секретных сведений. Я же вовсе не ставил своей задачей «уесть» советскую власть.

– Как же вам удавалось пересылать рукописи вашей будущей антологии за рубеж, это же было практически невозможно в то время?

– Очень трудно было переправлять. Когда моя переводчица Нина Буис привезла мне на вычитку перевод на английский язык моего романа «Ягодные места», который вышел у нас в СССР, то его конфисковали в «Шереметьево». Это было дикостью. А ведь задача моя была в духовном смысле самая позитивная – объединить под одной обложкой всех лучших наших поэтов и из эмиграции. То есть срастить национальную культурную разорванность. Когда к власти уже пришел Горбачев, время начало меняться. А сначала переправлять рукопись, чтоб ее не конфисковали, мне помогали Марина Влади, палестинский поэт Махмуд Дервиш и американская кинозвезда актер Уоррен Битти. Они были моими «курьерами» – перевозили рукопись частями. Потому что их не досматривали в аэропорту. Ведь Марина Влади была не только женой Высоцкого, но и членом французской компартии. Я никогда не забуду, как однажды она тащила сумку с моими русскими оригиналами. – это было, наверное, килограмм двенадцать. Сначала мы с Володей, взявшись с двух сторон, несли эту сумку, а когда мы вошли в аэропорт и она проходила таможню, она взяла просто двумя пальчиками и, слегка раскачивая сумкой, как будто она ничего не весила, прошла таможню, неотразимо улыбаясь. Вот как тогда это происходило. Это было целое приключение!

– А чем ваши подборки стихов для антологии отличались от того, что в то время издавалось?

– Отличие этой антологии от всех других (и наших, и выходивших за границей) в том, что, например, заграничные антологии, которые составляли в основном эмигранты, если и печатали кого-то из революционных поэтов (в частности, они не могли обойти фигуру такую, как Маяковский), то в очень малых дозах. Они не включали таких революционных романтиков, как Светлов, Багрицкий. То есть это была, можно сказать, идеологическая кастрация. А в СССР, наоборот, цензура категорически запрещала включать поэзию белых эмигрантов. Последний раз в антологии печатали Марину Цветаеву в 1925 году. В том же издании антологии Ежова и Шамурина были напечатаны и Адамович, и Ходасевич, и многие другие поэты, которые уехали… Кстати, когда публиковать этих поэтов мы начали в «Огоньке», то даже при Горбачеве Виталия Коротича вызывал на ковер секретарь ЦК Лигачев и возмущался. Впрочем, Коротич упрекнул его в том, что он запрещает хорошую поэзию и неотъемлемую часть русской культуры. «Да что я не понимаю сам! – сказал Лигачев раздраженно. – Я сам переплетаю Гумилева!» И достал у себя в «цековском» кабинете книгу в сафьяновом переплете стихов Гумилева, которого с двадцатых годов у нас никто не перепечатывал, и гордо показал Коротичу. Вот такие парадоксальные ситуации были.

– Евгений Александрович, а чем вы порадуете своих поклонников на вечере 27 декабря?

– В Политехническом я почитаю новые стихи, отвечу на вопросы зрителей и почитаю то, что меня попросят. А еще там будут продаваться уникальные издания! Ведь в этом году у меня вышло пять книг. И хотя некоторые из них уже в магазинах распроданы, у меня они еще остались, и я буду продавать их с автографами. Во-первых, это лирические стихи 2005–2011 годов «Можно все еще спасти». Вторая книга – сборник «Великие поэты», третья – история моей поэмы «Бабий яр» и 13-й симфонии Шостаковича, четвертая – переиздание моего романа «Ягодные места». А пятая – «Счастья и расплаты» (в основном стихи 2012 года), это совершенно новые стихи и авантюрно-романтическая поэма «Дора Франко» о моем любовном приключении в 1968 году в Латинской Америке. Это поэма о замечательной латиноамериканской красавице, которая сейчас стала профессиональным фотографом. Мы с ней недавно встретились, она, как Софи Лорен, совершенно замечательно выглядит. Эта поэма уже переведена на итальянский и получила в Италии премию Пен-клуба. Кстати, это была моя двенадцатая итальянская премия. В ноябре я ездил в Италию, где пошел на риск и прочел эту поэму в переводе на итальянский вместе с одним профессиональным актером. И, надо сказать, это имело большой успех. Там даже стали говорить, будто я скрывал, что у меня есть итальянские корни. Я, конечно, знаю итальянский, говорю на нем, но все-таки боялся, что будут ошибки, акцент... Так вот, на вечере в Политехе я наконец прочту эту поэму на русском. Хочу порадовать коллекционеров: я думал, что с 1995 года у меня не осталось ни одного экземпляра антологии «Строфы века», превратившейся в библиографическую редкость. Но недавно я случайно нашел несколько экземпляров в своей библиотеке, и эти книги тоже будут представлены на книжном прилавке.

– Наших читателей интересует судьба вашей новой антологии «Десять веков русской поэзии», главы которой постоянно печатаются в «Новых Известиях»…

– В будущем году, в мае, выйдут два, а может быть, даже три тома из этого пятитомника. И я, если здоровье мне позволит, хочу с премьерой антологии проехать по всей России. Счастлив буду после долгого для меня перерыва снова встретиться с моим любимым Политехническим, внутри которого обитают по сей день и всегда будут обитать великие тени наших поэтических учителей. Ведь не будем забывать, что при всех нынешних судорожных поисках русской национальной идеи, объединяющей наш народ единой целью, она уже давным-давно была высказана и остается неизменной среди всех политических раздоров и удручающей взаимоозлобленности – это то, что назвал Достоевский главным в Пушкине – «всемирная отзывчивость». С волнением жду вас в Политехническом!