Страсти по Медее

Выгнанный с ретроградной Украины и не прижившийся в прогрессивных и высокопрофессиональных театрах Германии, режиссер Андрей Жолдак решительно переместился в Москву, где, как известно, еще один плохой режиссер никому не помешал. На столичных сценах он ставит уже третий спектакль, и все три объединены одной темой – судьба легендарных несчастных и страстных женщин. Первым объектом интереса была Федра, за ней последовала Кармен, сейчас настал час Медеи. Слов нет, все три означенные дамы сильно грешили, на их совести много человеческих жизней и руки по локоть в крови. Но – ей-Богу – как бы ни были тяжки их проступки, режиссера Жолдака они не заслужили!

Ко всем горестям злосчастной царицы режиссер еще добавил проблемы стареющей женщины. Очень немолодая супруга (Елена Коренева) очень упитанного молодого человека (Иван Мамонов) обнаруживает, что тот ей изменяет с девочкой-подростком (Татьяна Циренина): косички торчком, невинная привычка задирать платьице, чтобы продемонстрировать очередные трусики, леденец во рту. Бытовое, в сущности, открытие повергает даму в шок. Дама впадает в любовное неистовство: в знак траура она раздевается до черного белья, надевает черный парик, и все время норовит показать стриптиз всем, кто хочет и не хочет его смотреть.

В горячечном бреду дама обдумывает все более изощренные планы мести. Медея из мифа ограничилась тем, что послала сопернице отравленную тунику и убила их общих с Язоном сыновей. Мстительные планы героини Жолдака шире. Она то воображает, как отрезает у супруга мужское достоинство и, аккуратно упаковав, отправляет сопернице (мечты детально воплощаются на киноэкране). То мечтает, как отравит змеиным ядом свадебный торт (актриса бесстрашно теребит живую змею, примерно так, как выдавливают жидкий творог из пакетика). То представляет, как подбросит эту самую змею прямо в постель новобрачных.

Впрочем, к чести дамы надо сказать, что убийство воображаемых малюток ей и в страшном сне не приходит в голову. И про детей к финалу как-то благополучно забывают и отец, и мать, и сам постановщик «Москвы. Психо». Андрей Жолдак, как Наташа Ростова, на сцене никогда и не удостаивался быть умным. Но в «Москва. Психо» он просто-таки бьет рекорды бессвязности. По живости воображения и его качеству постановщик вполне может соперничать с героиней.

Спектакль сметан на живую нитку из приемов театрального ширпотреба, которое только очень смелое перо пиарщиков называет «эффектными современными постановочными приемами». По сцене прыгают два оператора с камерами (уже отпрыгавшие свое по всем европейским подмосткам). Как положено во всех приличных домах, идет трансляция сцен крупным планом на большой плоский экран над сценой и на телевизор в углу. Новация Жолдака: сцены из собственно спектакля перебиваются кусками из любимых фильмов режиссеров – от Хичкока до Тарантино. Но тут неукротимая любовь к цитированию подвела нашего героя: безупречные кадры из классических фильмов как-то особенно подчеркивают убожество происходящего на сцене.

Хотелось бы посмотреть в глаза автору рекламного абзаца о «великолепной, захватывающей дух игре актеров» – более беспомощных потуг хоть что-нибудь изобразить не часто встретишь. Почему-то никто из исполнителей на протяжении трех часов не говорит нормальным голосом, а либо шепчет, либо истерически кричит. Несущий околесицу диджей в головном уборе индейца особенно хорошо смотрится на фоне портрета президента Медведева. Доверительные рассказы пахана Креона, как он брал ночью города, а теперь их строит – из той же серии. Жолдак явно, как все мы, рос на песне: «Юность города берет, юность строит города».

Но в «Москва. Психо» особенно ясно, что юношеский драйв себя полностью исчерпал, а умений как-то строить спектакль так и не появилось. Если раньше зрителей украинского гастролера хотя бы подкупал ритм его постановок, стремительная смена картинок-цитат, ощущение восторга постановщика от собственной фантазии, то в этом спектакле воздушный шарик режиссерской энергии явно сдулся. Действие разворачивается вяло, монотонно и идет по замкнутому кругу. «Современно мыслящие» зрители начинают уходить через десять минут после начала. И продолжают уходить за десять минут до конца. А обязанному выдержать все театральному рецензенту остается размышлять о загадочной украинской душе. Почему Украина держится за Севастополь и так легко отдала нам Андрея Жолдака?