Posted 24 июля 2008,, 20:00
Published 24 июля 2008,, 20:00
Modified 8 марта, 07:55
Updated 8 марта, 07:55
Актер Владимир Гостюхин:
– Большинство зрителей вас знают по кинофильмам и сериалам, но известно, что вы любите и театральную сцену. Где вас можно увидеть чаще?
– В Минске, где я живу, в Театре-студии киноактера при «Беларусьфильме». Но не только в Минске. Мне предлагали играть в антрепризе в разных городах, в том числе и в Москве, но времени катастрофически нет, потому что еще же у меня и постоянная работа в кино. Кстати говоря, она когда-то давным-давно заставила меня отказаться как раз от театрального предложения. Знаете, от какого? От предложения самого Георгия Товстоногова! Он приглашал меня в БДТ на главную роль в пьесе Бориса Лавренева «Разлом». И – вы только представьте себе – я отказался. Я тогда начинал свой путь в кино – сами понимаете…
– И не жалели потом?
– Нет, не жалел. Просто потому, что, значит, так судьбе было угодно, а я всегда на нее полагаюсь. Как и что в жизни вышло и получилось – значит, так надо было. А вот Товстоногов был очень обижен моим отказом.
– А как сегодня с театром в Минске?
– Очень хорошо. Ну я, конечно, не первый год на сцене. Мы с женой уже 12 лет подряд играем спектакль «Миленький ты мой!» – по пьесе Михаила Варфоломеева «С Новым годом!» – и по сей день аншлаги. И новый мой спектакль, в котором я уже выступил только как режиссер, – «Механический человек», тоже пьеса Варфоломеева, глубокая, с трудными, но такими яркими диалогами, – также ждал большой успех.
– Вы, наверное, сторонник традиционного театра и новомодные опусы не приветствуете?
– Ни в коем случае не приветствую. Это все формалистский театр. А это отталкивает. Я – традиционалист и театр люблю кондовый.
– Это как?
– Я в свое время прочитал книгу Михаила Чехова – гениального актера и режиссера, основоположника психологического театра. И вот его театр мне очень близок.
– Так кондовый – это уж скорее Малый с Александринкой…
– Ну я это слово в шутку употребил, образно, как вы понимаете. Я – сторонник актерского театра. Актер в спектакле – главный. Природа актерская. Актер сам творит. Вот я поставил спектакль, а потом он уже существует по воле актера, как живой организм, как одушевленное существо. Он – живет. Потому и зритель у нас не шелохнется на спектакле. Мертвая тишина в зале во время действия. Вот мы «Анну Снегину» показывали в Москве на Таганке – так все просто замерли в зале. А потом – слезы у людей на глазах. Атмосфера – как в храме. Я действительно понимаю, что это такое, «театр – храм искусства».
– А вы верующий человек?
– Да. В значительной степени благодаря моей тетке – маминой сестре, которая была очень верующим человеком, причем в страшную сталинскую пору. И мама тоже верила, хотя и в партии была. Отец вот был преданным коммунистом. А я ни комсомольцем не был, ни коммунистом. Хотя не скажу, что в вере какой-то уж абсолютный ортодокс.
– А верите, что в Ганиной Яме на вашей родине в Екатеринбурге действительно останки царской семьи нашли?
– Сложный это вопрос. Большие у меня сомнения насчет этого. Все как-то было быстро, торопились куда-то, как на пожар. Я думаю, что это скорее политическое было событие, нежели историческое или религиозное. Да и мнения-то были по этому поводу самые разные, а к ним ведь не прислушались.
– По Екатеринбургу ностальгируете?
– Да, очень. Там мне все так дорого. Ну а как же иначе-то? Там могилы моих родителей. Там сейчас кто-то из родни, из друзей, хотя и мало, но остались. А вот город изменился.
– В лучшую строну?
– Нет. Перед войной он был красивее. Потому что это была конструктивистская эпоха, и здания строились, вызывавшие интерес. А сейчас все одно на другое похоже, эклектично все, как и в Москве нынче. Ну а зачем это? Вот в Париже нет же высотных зданий, а если и есть – Дефанс, скажем, – так это же не в историческом центре. Так же и в Петербурге. Да и в Минске мне с моего седьмого этажа почти весь город видать, потому что только на окраинах высотки строят. Они не портят старый город. И это правильно, я считаю.
– А какой же город любимый?
– Сейчас Минск – тут спокойно, атмосфера такая мягкая. Раньше была Москва. Я ведь там учился, потом жил, работал, уже семья у меня была, ребенок – все в Москве. И жить тогда, в 1970-е, там было лучше, чем сейчас.
– Только есть было нечего...
– Да бросьте, в Москве всегда была еда. Я голодал, лишь когда студентом был, и то потому, что денег не было. А уже когда мебельщиком служил в ЦТСА, где 90 рублей получал, мне хватало и семье моей тоже.
– В ЦТСА тогда плеяда блестящих актеров была – Любовь Добржанская, Андрей Попов, Владимир Зельдин…
– Ну Владимир Михайлович и сейчас, слава Богу, в строю. А вот сам-то театр тогда был, между прочим, не в лучшем состоянии.
– То есть?
– Порой в зале почти на три тысячи мест сидели в лучшем случае человек тридцать – сорок. Дело было в том, что Андрей Попов не только блистательно играл, но еще и руководил театром. А вот лидером он не был. И, пожалуй, лишь одна только «Смерть Иоанна Грозного» в постановке Леонида Хейфица пользовалась большим успехом. А вот Добржанская, про которую вы вспомнили, была просто чудом. Шел, помнится, конкурс молодых актеров в ЦТСА, и я читал монолог Ричарда Третьего, а Любовь Ивановна возглавляла жюри – так она такие теплые слова в мой адрес сказала и вообще очень хорошо ко мне относилась. И потом тоже, когда я стал играть старшину Бокарева в «Неизвестном солдате». А уж какая она была актриса! Грустно – многие корифеи ушли. И Добржанской нет, и Сазоновой. А вот с режиссурой в театре стало, мне кажется, лучше, чем в мои времена.
– Целиком Ричарда Третьего сыграть не довелось?
– Нет, так и не случилось. А ведь именно он был моей мечтой.
– Какая же у вас любимая роль?
– А это уже в кино. В фильме «Старшина». Я этот фильм с годами все больше и больше люблю. И пересматриваю его. Ну и «Восхождение», конечно, в котором меня Лариса Шепитько просто открыла, поставила на ноги как киноактера. Царство ей небесное, тоже так рано ушла от нас…
– Но большинство-то зрителей, уверен, любят вас прежде всего за Федора Ивановича в «Дальнобойщиках» – тут уж, я думаю, и вы спорить не будете. Вы на своего героя похожи?
– Я Федора тоже люблю. За его цельность. Он умеет преодолевать многое, хоть ему и страшно. Пусть и боится даже, но – преодолеет. Без ложной скромности – я такой же. Так же поступаю.
– А в чем вообще секрет такого успеха «Дальнобойщиков»? Такого ведь в реальной жизни не бывает.
– В реальной-то жизни, скажу я вам, и не такое бывает. Да и некоторые истории в сериале имеют под собой абсолютно реальную основу. А успех – снимали-то мы как увлеченно, с азартом каким! И Влад Галкин – такой юный и горячий. А ансамбль – весь съемочный – как на подбор. Диалоги талантливые. Драматургия как выстроена. Ну и потом, конечно же, сам жанр новеллы, когда каждая серия – отдельная история, – выигрышный очевидно. Не посмотрел одну, пропустил – смотришь другую – и словно ничего не потерял. Дорога, приключения двух друзей на пути – такая композиция тоже обещает успех.
– С Галкиным подружились?
– Сейчас редко пересекаемся. Многое, что он делает, – всякие там шоу – мне неинтересны. Ну а как живет Влад – конечно, я всегда интересуюсь. А вообще, друзей у меня по всему бывшему Союзу – видимо-невидимо, я человек очень, знаете ли, общительный. И стараюсь ни с кем контакты не прерывать, невзирая порой на запредельную занятость.
– А отдыхаете как? Вы ведь, наверное, не тусовочный человек?
– Это точно, что не тусовочный, все эти клубы да рестораны – совсем не мое. Я лучше дома посплю денька три. Так, чтобы никто не мешал. Кстати, скоро еще один дом у меня будет – строю под Минском, в районе знаменитых Голубых озер. Красота там! Так что еще дрова люблю попилить. Ну а самое-то главное – это, разумеется, банька – просто обожаю. И в бане при «Беларусьфильме» я – главный. Ее сколько раз закрыть хотели – так мы отстояли все-таки. Ведь даже из Москвы приезжают – идут в эту самую баньку попариться. Как же там хорошо!
– Только баню признаете или сауну тоже?
– Все, что с паром, люблю. Хамам турецкий – это вот уже не совсем мое.
– А с Интернетом дружите?
– Совсем нет. Компьютер стоит, даже с принтером, но… не работает. Не мое это, я лучше в тренажерный зал пойду. В свое время спорту шесть лет отдал – легкой атлетике и боксу. И сегодня благодаря спорту на сорок лет себя чувствую. Это – максимум.
– И планов, наверное, громадье?
– О! Даже могу себе позволить отказываться от предложений. Только что закончил сниматься у Анны Гресь в фильме «СМЕРШ-2» – это про Ялтинскую конференцию. Роль у меня там такая интересная, острохарактерная. Фильм к зиме выйдет, наверное. А впереди уже новые съемки в «Варваре».
– А это что?
– Снимает Геннадий Каюмов – прекрасный режиссер. И история особенная, из XII века, про крестоносцев. А снимают в Екатеринбурге. Я там священника играю. Очень дорогая будет картина, масштабная. Вот повезло – Каюмов нашел деньги. А у меня не получилось: я же тоже хотел снять свой фильм «След перископа» – остросюжетную и лирическую в то же время историю про встречу немца и русского спустя много лет после войны, в которой они сражались друг против друга. И сценарий уже был замечательный. Вот только денег не нашел. Времена сегодня такие...
СПРАВКА