Джазо-шведо-терапия

Шестой час вечера. Жара. Частокол мачт причаленных к городской набережной шхун не защищает глаза от бликующих на солнце окон домов, выстроившихся на другом берегу узкого пролива. Над водой плывут густые звуки соло на саксофоне, в которые контрапунктом вторгаются резкие крики чаек.

На эстраде играет джазбанд шведа Фабиана Каллердаля, ему внимают полсотни зрителей, свободно расположившихся на деревянных скамьях под открытым небом. Одесса 20-х? Рига 40-х? В общем, картинка в стиле среднеевропейского ретро. Лишь взгляд на аудиторию напоминает, что время действия – наши дни. Собрались преимущественно мужчины лет за пятьдесят в костюмах и галстуках, по виду банковские служащие, и постаревшие хиппи в косыночках и футболках, обтягивающих пивные животы.

Когда-то Максим Горький заклеймил джаз, назвав его «музыкой для толстых». Пролетарский писатель имел в виду ее буржуазность. Однако с начала 90-х мировой джаз, по мнению экспертов, стал толстеть в прямом смысле этого слова. Молодежь избегала джазовых концертов, среди их посетителей стали преобладать ностальгирующие «шестидесятники», набравшие лишних килограммов на своем жизненном пути.

Стокгольмский фестиваль решил сломать опасную традицию, грозившую превратить джаз в «музыку из музея». Классике жанра был отдан лишь первый день пятидневного марафона из более чем семи десятков концертов. Дальше зрителей ждал круто замешанный винегрет из самых разнообразных жанров, от хип-хопа до этнорока.

Самые известные гости этого года – Стинг (который уже завтра будет играть в Москве) и король рэпперов Кэни Вест – лишь подчеркивают общую тенденцию не только стокгольмского фестиваля, но и других подобных мероприятий во всем мире. Возможно, шведы пошли дальше остальных в раздвижении рамок жанра, вызвав возмущение джазовых жрецов. «Попсовый джазовый фестиваль!», «Фестивалю надо сменить название!» – так звучали рубрики ведущих шведских газет, посвященные открытию музыкального праздника.

«У всех есть совершенно определенные представления о том, что такое джаз. Это обязательно саксофон, строгие костюмы и, по меньшей мере, один темнокожий в группе. Но главное в джазе – элемент импровизации. Даже если на сцене стоит одинокий парень с гитарой или музыкант, извлекающий звуки из компьютера, это может быть джаз», – опроверг нападки критиков шведский джазмен Фабиан Каллердаль, получивший в этом году национальный приз лучшего в жанре.

Классические джазовые музыканты благодаря выступлению в «солянках» с поп-артистами и рок-группами получают то, чего им так не хватает, – молодую и массовую аудиторию. «От джаза перестает пахнуть старперами!» – с энтузиазмом восклицает стокгольмская газета «Метро», один из информационных спонсоров фестиваля.

Что же касается представителей популярных музыкальных жанров, то те открыли для себя джазовые фестивали как способ обогатить собственную музыку и приобрести столь не достающий им лоск. Стинг, завершивший стокгольмскую джазовую пятидневку, один из ветеранов мирового рока, наиболее последовательно воплощает эту тенденцию в жизнь. Он в последнее время часто выступает на джазовых концертах, и стокгольмская остановка – закономерный этап на его пути музыкального самопознания.

Патрик Линдгрен, один из организаторов фестиваля, признался в интервью «НИ», что революционность стокгольмского жанрового «микса» связана не только с творческими амбициями участников, но и с финансами. Сегодняшний мировой джаз, как и классическая музыка, выживает только за счет государственной поддержки и частных спонсоров. Стокгольмский фестиваль вот уже который год к помощи государства не прибегает, и потому приходится максимально насыщать его «продажными» именами. Итог длительного соседства джазовых музыкантов с представителями других направлений получился удивительным: скандинавский джаз признали за океаном спасителем жанра. Профессиональный журнал «Даун Бит» утверждает, что американский джаз застыл в развитии, боясь оскорбить «тени великих предков», и лишь европейцы во главе с новаторами-скандинавами поддерживают жизнь в теле впавшего в летаргию великана.