Президент Российской академии художеств Зураб Церетели:

– Чем вам запомнился этот год, что удалось сделать, а что не свершилось?

– Знаете, у творческого человека каждый год – одно и то же. И у меня каждый день тоже что-то повторяется. Вот сегодня утром, например, встал, как всегда, очень рано (это у меня с детства – отец поднимался рано, начинал бриться и петь на весь дом, волей-неволей все вставали). Потом поднимал штангу – поднял больше раз, чем вчера. Отправился в мастерскую. Начал импровизировать на холсте. Построил две фигуры – сидящий юноша и стоящая красивая девушка. Попытался передать разницу в пластике между сидящей и стоящей фигурой. Видимо, штанга подействовала, потому что сидящий получился такой мускулистый, кряжистый, девушка – хрупкой.

– Очень похоже на «Девочку на шаре» Пикассо...

– Есть такое. Но про «Девочку» не вспомнил, а то на шар бы посадил (смеется). У меня девушка крепко стоит на ногах.

– О более крупных, глобальных проектах можете рассказать?

– Закончил «Полтавскую битву». Это такой большой монументальный ансамбль на историческую тему. Сейчас мне история очень близка, для создания подобных памятников историческим деятелям мне помогают и образование, и воспитание.

– Вы всегда живо откликались на события в стране и мире. Были какие-то моменты, которые вас лично потрясли в уходящем году? Например, смерть патриарха. Ведь вы были знакомы со Святейшим?

– Еще как был знаком! Храм Христа Спасителя, над которым я работал, – это полностью его заслуга. Когда мы трудились под куполом на высоте 104 метров, патриарх поднимался посмотреть по лесам. Тогда не было лифтов, ничего не было. Алексий II производил на меня огромное впечатление. Я чувствовал, что я не один. У меня большая коллекция фотографий Святейшего, которые я хочу показать на выставке в феврале. Вы, наверное, знаете, что еще при жизни Алексия я сделал его скульптурный портрет, который сейчас стоит во дворе музея на Петровке. Теперь хочу перенести эту статую к новому Центру искусства на Гоголевском бульваре. «Привить» там духовность. Очень важно напоминать о таких вещах новому поколению. Когда я был маленький, мне бабушка повесила крестик – до сих пор не снимаю и ношу, хотя особенно не был религиозен.

– Вы – президент Академии художеств. В то же время вы создали музеи и центры современного искусства, у вас проходит много экспериментальных выставок. Вам интересней заниматься новым искусством, чем классикой?

– Смешно это противопоставлять. Каждая эпоха рождает свое поколение и свои идеалы. Даже карандаш в разное время по-разному держат. Главное – развивать индивидуальность. Сколько ошибок произошло, когда гоняли авангардистов! Сколько в Сибирь ссылали, многих на Кавказ отправляли. Правда, для нас это было счастье – в Тифлисской академии преподавали уникальнейшие люди. Шухаев, Лансере, Шарлеман, Джапаридзе… Они поддерживали оригинальность: мы, молодые, хотели петь, а они давали таким творческим позывам верное направление. Мы сейчас пытаемся заниматься тем же.

– Академия художеств с момента своего основания исполняла много заказов государства – храмы, дворцы. Сейчас такие работы ведутся?

– Царская академия создавала храм Христа Спасителя 25 лет. Мы за 2,5 года воссоздали – от фонарей до фресок и бронзовых скульптур. Видите, как изменились темпы и уровень работ. Правда, для меня это было несложно – я прошел огромную школу копирования церковных фресок и мозаик. Объездил храмы на Кавказе, делал замеры, восхищался, как вообще такое можно было построить – в горах на уступах.

– Если вы заговорили о Кавказе, не могу не спросить: какие чувства и мысли вызвал у вас конфликт с Грузией?

– Настроение в связи с этим плохое. Есть, правда, обнадеживающие события: вот совсем недавно, на днях, в Москву приезжала грузинская делегация. Не политиканы, а люди искусства. Через Общественную палату проводились встречи, общались. Так что диалог начался. Я уже сравнивал в других интервью этот конфликт с семейным: когда после большой любви муж и жена решают сделать паузу, разойтись, но обычно после этого они снова сходятся и возникают еще более горячие чувства. Вот так и Россия с Грузией – сейчас решили отойти друг от друга. Конечно, очень неудобно добираться до Тбилиси на перекладных, с пересадками. Но контакты продолжаются по-прежнему, грузины по природе не изменились – днем плачут, вечером гуляют. Рестораны полны людей, и там никого по национальному признаку не делят.

– Какое из своих произведений вы считаете лучшим?

– Надо меня знать – тогда не возникнет такого вопроса. Я не зацикливаюсь на том, что сделал вчера. Просыпаюсь – новый день, новые идеи. Недавно в Болгарии была моя выставка, я посмотрел, какие работы туда отправляют организаторы, и сам удивился – забыл уже, что делал раньше. Я считаю себя ищущим художником. Каждый день совершенствуюсь, развиваю свой стиль. Это как у пианистов – важно каждый день заниматься. Поэтому я не понимаю разговоров про «вдохновение», у художника просто должна быть потребность в постоянном труде. За это качество я каждый раз благодарю своих педагогов.

– В ваших произведениях не раз поднимались проблемы современности. Какие из них вас сейчас особенно волнуют?

– Вы уже знаете о памятнике против терроризма, который установили в Америке. В ЮНЕСКО одобрили мою скульптуру, посвященную борьбе со СПИДом. Но теперь, как я говорил, меня больше вдохновляет история. И еще «вечные темы». Мечтаю поставить статую Христа высотой в 33 метра (столько было ему лет в земной жизни). Но в отличие от бразильской скульптуры, мой Христос будет держать руки не раскинутыми, а обращенными к людям. Это для меня очень важная работа. И не только для меня, но для всего молодого поколения. У меня был проект, который бы объединил религии мира – все под одной крышей.

– Сложно себе представить такой «храм всех религий». Вот как раз недавно рассказывали о драке, которая произошла в храме Гроба Господня в Иерусалиме, где тоже служат представители многих конфессий...

– Нужно сделать так, чтобы новое поколение было более терпимым. Во мне это заложено от бабушки, от деда.

– Вы никогда не жалели о выбранной профессии?

– Знаете, отец не хотел, чтобы я был художником. Он хотел, чтобы я был инженером. Считал, что нужно так воспитать детей, чтобы у них в жизни было реальное дело. Я же смотрел на дядю-художника и думал, что если займусь живописью, буду таким же красивым. Художником стал, но красивей вряд ли (смеется). Отец очень злился, что я его не послушал. Правда, когда начал получать премии и добился признания, он втайне гордился, но не показывал вида. Смущался, когда рассказывали о его «знаменитом сыне». А когда я ему припоминал, как против воли пошел в искусство, – он очень злился.

– Как будете отмечать день рождения?

– Пока нет времени об этом думать. Конец года, огромные заботы. Сначала надо порадовать всех сотрудников Академии. Надо знать мой характер, я хочу больше отдавать, чем получать.

– А как сегодня живет Академия? Кризис вас коснулся?

– Когда меня спрашивают насчет кризиса, я отвечаю – он у нас давно. В стране 50 тысяч художников. Вы думаете, они где-то всерьез работают? Медики работают, учителя работают. А художники выживают. Я специально делал свою персональную выставку в 30 губерниях. Для чего я этот делал? Для собственной славы? Нет. Я общаюсь на местах, чтобы дали денег художникам. Чтобы смогли открыть отделения Академии в регионах – ведь там они копейки пенсии получают. Я не могу на это равнодушно смотреть – борюсь, чтобы выбирали академиков из регионов – Сибири, Урала, Дальнего Востока. А ведь что сейчас получается? Мы даем образование, воспитываем, прививаем нашу великолепную школу. А молодежь, отучившись, уезжает за границу.

– От чего уезжают?

– От того, что тут не ценят. Мне в Лондоне министр финансов с гордостью показывал коллекцию банка – так там сплошь работы русских художников. А после этого они будут говорить – вот наш авангард. Америка кричит, что именно они создали мировой авангард, ведь Малевич и Кандинский по паспорту американцы. У нас в руках огромный багаж, и его сейчас забирают американцы, французы и немцы. А у нас нет бюджета для того, чтобы хорошие учебные книги издать. Какой день рождения, когда столько проблем?!