Posted 23 августа 2006,, 20:00

Published 23 августа 2006,, 20:00

Modified 8 марта, 09:04

Updated 8 марта, 09:04

Режиссер Константин Лопушанский: "Гений отличается детскостью"

Режиссер Константин Лопушанский: "Гений отличается детскостью"

23 августа 2006, 20:00
В рамках четвертого кинофестиваля «Московская премьера», открывающегося завтра в Доме кино, зрители увидят премьеру новой ленты Константина Лопушанского «Гадкие лебеди», снятой по книге братьев Стругацких. Наш корреспондент Веста Боровикова расспросила режиссера о картине.

– Константин, почему вы взялись за экранизацию Стругацких, которые написали «Гадких лебедей» много лет назад?

– Потому что книга актуальна сейчас как никогда. Потому что это произведение – летопись состояния мира сегодня. Летопись наших душ, проблем, чрезвычайно важных, всего того, что связанно с нашими детьми и, возможно, с не самым лучшим будущим, которое не от нас зависит. Поэтому все обострено. У героев моей ленты, одаренных детей, учеников интерната, живущих в городе-призраке, уровень интеллекта, мягко говоря, выше нашего, и это делает их опасными в наших глазах. Человечество на протяжении всей истории очень жестко и бездарно поступало с людьми, которые пытались поднять его на новый уровень духа. Тот, кто пророчествовал, всегда встречал сопротивление. И в данном случае дети окажутся этими новыми жертвами непонимания. Поэтому дети в моем фильме говорят устами религиозных философов: «…с улыбкой бытия встречаемся с пепельными тенями». «Гадкие лебеди» – эта повесть культовая, она передавалась из одной кухни на другую, ею зачитывались. Она ходила почти двадцать лет в перепечатке, как подпольная литература. Так что это произведение особое. Но было и другое. Были подлинно глубокий философский смысл, подтекст, который мы сегодня вытащили и усилили по мере сил, как считали нужным.

– Сценарий, написанный вами, немного не совпадает с линией писателей…

– Тезис Бориса Стругацкого, который он неоднократно декларировал, звучит так: «Чем дальше вы отойдете от литературной основы произведения, тем лучше для фильма». Это потрясающе! Это уникальный, единственный писатель из великих, который может так сказать о собственном тексте. И тому, кому он доверяет, он открывает правильную дорогу к экранизации романа. Потому что роман весь пронизан проблемами 60-х годов. Предчувствием перестройки, этого светлого будущего, которое ворвется и сметет проклятый тоталитарный режим. В романе была масса аллюзий такого рода. Но еще было в нем иное, главное у Стругацких. Удивительное интуитивное предчувствие проблем будущего, тайна будущего – вещи, которые открываются нам всем уже потом, через какое-то время. Хотелось раскрыть эти проблемы, а для этого надо было найти кинематографический эквивалент, полноценный художественный продукт. Не иллюстрацию, а иную форму произведения искусства. Поэтому это нормальное авторское кино на основе этого произведения.

– Во время просмотра фильма на кинофестивале в Выборге лента почему-то сильнее потрясла юных зрителей…

– Я понял, в чем там дело, что так затрагивает юного зрителя на этой картине. Все, наверное, в переходном возрасте переживают эту страшную «ломку», когда ребенок растет с прекрасными идеалами, с заложенной очень высокой планкой того, как должно быть в мире, в жизни, вокруг. Приходит время, жизнь вносит свои коррективы, и мудрые взрослые говорят: «Это жизнь». «Будь как все, будь взрослым». И этим взрослым быть не хочется, потому что мир омерзителен. И вот эту проблему нельзя было потерять, ради нее можно было снять фильм. Она правдивая, она трепетная. Вот этот циничный взрослый реализм, он подрезает детям крылья. Все дети проходят через это, в большей или меньшей степени. Когда чистота восприятия мира разбивается о как бы «правду» жизни. Эта проблема очень значительна для каждой детской души, она так трогает их, и она в картине четко обозначена. В принципе, финал картины про это. Мне кажется, что эти желания в человеке – быть умнее и лучше – они неистребимы. И никто никогда их не задавит, и всегда детская рука протрет эту грязь, и остановить ее будет невозможно.

– Как вы полагаете, тот интеллект, который дан этим детям в будущем человечества, он для них спасение? Или в некотором роде это проклятие?

– Как и любой дар, он может оказаться спасением для человечества и проклятием для того, кто его приносит в мир. Потому что человечество всегда так поступало со всеми пророками, очень жестоко. Но все-таки все подлинно гениальное, оно выходило за рамки того, как живет мир, выходило в плане более требовательной реалистической программы, нравственной программы, и тем самым вступало в противоречие с ежедневными формами существования.

– Если логически закончить ваше высказывание, то подлинный гений отличаются детскостью.

– Но это правда!!! Подлинный гений отличается детскостью, это известная формула.

– Так значит, идеальное человечество – это общество детей?

– Напомню для тех, кто не читал Евангелие: «Будьте как дети». Выше этой этической программы трудно что-либо представить. Формула проста, ясна, элементарна, всем нам знакома, но почему-то не исполнима. Что же с нами такое происходит с годами, что она становится не исполнима? А может, все наши проблемы в этом? Это тоже одна из тем фильма.

– Ваше личное восприятие мира стало человеческой проблемой для существования в житейском мире?

– Естественно. Я думаю, как и для любого художника. Вне зависимости от того, серьезный он художник или нет. Любой художник это испытывает, это понятно. Но должен сказать так, в жизни всегда есть испытания. Тот, кто берет на себя ответственность оставить после себя произведение искусства, широко влиять на других людей, претендует на то, что его высказывание будет воспринято другими, человек, который берет это на себя, он должен понимать, что да, за это надо определенные неудобства испытывать во взаимоотношениях с миром. Это не просто. Мир этому противится. Заведомо агрессивно ведут себя люди, которые не принимают твою точку зрения, или твое мировоззрение, или твою эстетику, а в искусстве, где каждый третий имеет свою точку зрения, отношения очень часто агрессивны. Сложно существовать в этом мире, в этих волнах, но как-то так существую.

– Вы сказали очень подробно, но очень абстрактно. Я тогда конкретизирую. Как складываются ваши отношения с коллегами по цеху? Насколько легко было вам с вашими фильмами пройти этот этап от замысла к прокату?

Константин Лопушанский хочет снимать кино и не хочет судить коллег.

– Чрезвычайно тяжело. Казалось, что мне не удастся снять, но это у меня происходит на каждом фильме. А противостояние всем моим замыслам и этому всему делу оно велико. В силу того, что магистральное направление развивается совсем в другую сторону, но это испытание все равно надо проходить. Благодарен всем, кто был у нас в команде, и продюсеру. В этом плане повезло. Скажу прямо, с коллегами тяжелее. Я ощущаю, честно говоря, в стране сильное непонимание, часто неприятие. Но в то же время есть и пламенные защитники, ценители. И как часто бывает, они, эти люди, не шумят, не обладают статусом звезд телеэкранов. И поэтому их точка зрения – не слышна в общем гуле...

– Каким тогда образом ваши ленты попадают на западные кинофестивали и берут там множество призов? Как происходит этот процесс?

– Мне это не известно. Мои ленты были показаны на более сорока международных фестивалях. Меня приглашали на все ведущие фестивали мира, начиная от Канн и кончая Берлином. Даже в Иран меня занесло. Картины мои за рубеж ездят гораздо чаще и гораздо успешнее, чем на отечественные фестивали. Почему происходит такой парадокс, я не знаю.

– Если бы вы были в жюри фестиваля, за что вы бы дали приз вашей последней картине?

– Я бы не был в жюри. Я один раз был в жюри фестиваля. И решил больше уже в жюри в принципе не бывать. Я считаю, это глубоко аморальное дело. Я не буду цитировать библейское: «Не суди, да не будете судимы», но ты ставишь себя в жуткую ситуацию по отношению к коллегам. Кто имеет право судить? У нас у всех своя точка зрения, сложившаяся, накопленная система ценностей, мы ее берем и подносим к чужому произведению. Мы всегда не сходимся. Но всегда резко двигаем локтями. Зачем мы так поступаем? Мне ближе другие формы фестиваля. В 2001 году меня пригласили в Америку на фестиваль Telerate Full Festival, если вы знаете, известный очень фестиваль. Он не конкурсный, но мне сказали: «Мы вас поздравляем, вы прошли отбор!» Я подумал, что-то я не понимаю тонкостей перевода, какой отбор? Мне объяснили: этот фестиваль не конкурсный, чтобы никого не задеть. А шаг отбора является выбором. Картину выбрали – это и есть приз. Это потрясающе! Потому что там был Девид Линч, там был Гнешка. Никто никого ни с кем не сравнивал. Никто не говорил: «Линч, ты второй, а Гнешка – первый». Этого бреда не было. Сколько десятилетий живет эта тупая система, и ее никто не хочет сломать, она всех устраивает. Хотя она изначально безнравственна.

СПРАВКА

Константин Лопушанский – ученик Андрея Тарковского. Лауреат Государственной премии РФ, лауреат премии FIPRESCI, Заслуженный деятель искусств России, призер более двух десятков кинофестивалей. Первый полнометражный фильм «Письма мертвого человека» был показан почти во всех странах и принес ему мировую известность. Кроме этого снял фильмы: «Конец века», «Русская симфония», «Посетитель музея», «Соло», «Слезы в ветреную погоду».

"