Posted 23 июля 2008,, 20:00

Published 23 июля 2008,, 20:00

Modified 8 марта, 07:56

Updated 8 марта, 07:56

Принц с вилкой в руках

Принц с вилкой в руках

23 июля 2008, 20:00
Художественный руководитель берлинского театра «Шаубюне», один из самых известных в мире режиссеров Томас Остермайер – частый гость Авиньона. Несколько лет назад он составлял афишу фестиваля, а в этом году сыграл на сцене Папского дворца мировую премьеру «Гамлета». По мнению режиссера, трудно сейчас найти более совреме

Томас Остермайер относится к числу тех редких режиссеров, для которых каждый отдельный спектакль – часть более общего целого. Его постановки всегда окликают, продолжают друг друга. Вместе со своим соавтором Мариусом фон Мариенбургом руководитель «Шаубюне» создает сценические адаптации классических текстов, резко приближая их к социальным и политическим проблемам нынешнего дня. Наследник и продолжатель брехтовской традиции политического театра, Томас Остермайер в своих постановках всегда обращен к больным вопросам современности: будь то жизнь подростков из «неблагополучных семейств» («Disco-pigs») или маргинальное существование жителей городских окраин («Войцек»), или проблемы женской эмансипации («Нора», «Концерт по заявкам»)

Своего «Гамлета» Остермайер начинает с мучительной ударной сцены, которая отсутствует у Шекспира, – похороны Короля-отца. Гроб рядом с могильной ямой. Моросящий дождь, грязная скользкая земля. Вдова в черных очках, под руку с братом мужа. Сын в куртке с поднятым воротником и мокрой непокрытой головой. Могильщик начинает опускать гроб, выскальзывает веревка, могильщик падает в яму, выбирается из нее. Снова спускает гроб. Гроб выскальзывает. Его приходится переворачивать. Сложно представить, что сейчас там внутри творится с покойником. «Сбитый порядок похорон» в мире Шекспира страшнее даже самой смерти. Уже неважно – убит или нет отец, – можно мстить и сходить с ума от оскорбительной небрежности, с которой хоронили короля.

А потом на помосте выедет накрытый стол, Гертруда в белом подвенечном платье. И, присев в сторонке у могилы, Гамлет будет жадно и некрасиво накалывать вилкой фастфудовскую дрянь в картонном корытце, жевать и вяло отмахиваться от заигрываний дяди. Перед нами наследник, враз лишившийся всего, а главное, веры в мировой порядок. Она похоронена вместе с отцом и опозорена матерью.

Могила останется на авансцене на всем протяжении действия. В нее лицом в грязь с размаху упадет Гамлет, говоря о том, что чернота одежд не в силах выразить душевной скорби. На могилу он швырнет Офелию во время объяснения. И чистенькая девочка в белом костюмчике после оскорбительного разговора встанет выпачканной с головы до ног.

Вторая значимая сценическая деталь – золотой занавес, сплетенный из металлических полосок. На него проецируются крупным планом лица актеров, подробности мизансцен. Однако снятые дрожащей камерой люди мало похожи сами на себя. Дрожат и видоизменяются лица Гертруды, Клавдия, Полония. А жестяная театральная корона смотрится на челе Гамлета золотым венцом.

Подлинность земли и мифология экрана – главная растяжка постановки Остермайера. В своих постановках он любит давать мысли курсивом, пренебрегая оттенками и полутонами, спрямляя углы авторской логики. Его интересует в «Гамлете» диагноз сошедшего с ума, вывихнутого мира. Он вычеркивает ненужных ему персонажей и переставляет порядок сцен. Все актеры (всего шестеро) играют по нескольку ролей, не сходя со сцены. В платиновом парике и темных очках Юдит Росмер – Гертруда, одно молниеносное движение – очки и парик сняты, – перед нами Офелия. Гамлет (Ларс Айдингер) сыграет в театральной сцене роль актрисы, появившись в кружевных трусиках, в парике и на каблуках. Тут, кстати, выясняется, что пивной животик и раздобревшее тело принца всего лишь театральная резиновая накладка. Возвратившись из Англии, Гамлет еще вставит себе шарики-глаза и окончательно превратится в отталкивающего резинового пупса.

Томасу Остермайеру не нужен Гамлет-викинг, Гамлет- юноша, Гамлет-красавец. Только в экранном прологе Ларсу Айдингеру будет позволено предстать в своем подлинном виде героя-любовника. А дальше на сцене его Гамлет одутловатый, лысоватый, с падающими штанами, с трудом удерживающимися подтяжками. Он плюется, строит гримасы, безобразничает, корчит рожи. Страдание Гамлета у Остермайера отталкивающе подлинно. Его сумасшествие некрасиво, неряшливо, комично. Гамлет балаганит, издеваясь над всеми, и в первую очередь над собой. Начиная бой с Лаэртом, он берет пластмассовую вилку и, только получив толчок шпаги противника, начинает биться всерьез.

Гамлет пытается найти истину в окружающем мире, Томас Остермайер, похоже, пытается найти «подлинность» шекспировского текста. Также проверяет его пластмассовой вилкой и иронической гримасой. И также в редкие минуты «схватывается» с автором всерьез. И Гамлету, и режиссеру «мгновения настоящего» выпадают редко.

«Гамлет», пожалуй, самый рассыпающийся спектакль среди многочисленных работ немецкого мастера. При том, что все исполнители работают прекрасно, постановка впечатляет скорее силой напора, чем логикой развития мысли. Над этим спектаклем можно размышлять, но трудно им увлечься. Буффонящий, отталкивающий Гамлет-псих – точный диагноз нашего усталого изолгавшегося мира, не способного рожать мыслителей и воинов. Но, выражаясь словами Шекспира, не стоит мертвецу вставать из могилы, чтобы поведать нам банальность эту.

"