Живые и мертвые

Самый бойкий и веселый пример обозначившейся традиции – русско-японский анимационный проект «Первый отряд». В этом смешном мультике показана встреча нашего мира и потустороннего. Красная армия сталкивается с фашистами, и в этой войне помимо живых бойцов участвуют павшие воины прежних времен. Безусловно, по цельности высказывания и мощи авторской фантазии «Первый отряд» сильно уступает книжке «Мифогенная любовь каст» Павла Пепперштейна, в которой тема «невидимого фронта», духов и демонов была вполне раскрыта. Зато у аниме гораздо шире аудитория. Совершенно очевидно, что для поклонников анимации фильм станет культовым.

Впрочем, фестивальный мейнстрим представляет совсем другая линия – фильмы, наследующие традицию «Острова» Павла Лунгина и «12» Никиты Михалкова. В конкурсных лентах Киры Муратовой, Николая Досталя и Александра Прошкина восхождение героев к Эвересту духовности проходит в плотном контакте с недругами человечества, бесами. Так, в многочасовой «Мелодии для шарманки» Муратовой выворачивается наизнанку фактура святочного рассказа. Двое сирот, путешествующие в поисках родителей по праздничному Киеву, фактически совершают дантево нисхождение в ад. Нарядному, иллюминированному, набитому колбасой и дорогим алкоголем рождественскому городу нет дела до замерзающих детей, за которых немедленно принимается местная нечисть. Продавцы, официанты, консьержки, лакеи, богачи и профессиональные попрошайки в глазах Муратовой выглядят страшнее упырей из голливудских хорроров.

Гораздо более обаятельного черта (с удостоверением уполномоченного по делам религии) сыграл Сергей Маковецкий в фильме Прошкина «Чудо». Его герой – православный госслужащий – подсовывает деревенскому священнику проповедь с фальшивыми цитатами из Библии и настоящими из Канта. Дело чиновника скрыть от прихожан чудесное событие – простоявшую несколько месяцев столбом девушку Таню, замершую с образом святого Николы в руках. Между прочим, в основе сценария Юрия Арабова лежат реальные события полувековой давности. Прошкин не показал ни ночных истошных воплей остолбеневшей девушки, от которых седели волосы у приставленных к ней милиционеров; ни массового фанатизма обратившихся к вере; ни явление Тане святого Николая. Хотя этому есть объяснение: по сообщениям пресс-службы Тульской епархии, где проходили съемки, режиссер сам решил принять крещение в одном из православных храмов.

Наше кино движется в направлении иррационального. Даже такие незамысловатые иностранные картины, как израильская «Пицца в Освенциме» или хорватские «Метастазы» (не говоря уже об «Антихристе» фон Триера или фильмов Марко Феррери), напоминают, что самое страшное для человека – сам человек. Кто же сможет лучше, чем наследники Гоголя и Достоевского показать, что ад не только под землей, но и внутри нас?