Литературный раскол

Парижский книжный салон выгодно отличается от недавних московских или варшавских книжных выставок прежде всего своей организацией. Например, здесь не дают воли воришкам-клептоманам, на входе осматривают сумки и ставят наклейки на все принесенные с собой книги. Но россияне даже здесь не могли вести себя вполне цивилизованно.

Пересуды о том, что в Париж за государственный счет едут «не те писатели», начались еще в Москве. На пресс-конференции в посольстве Франции молодежь волновалась за оставшегося на родине Виктора Пелевина, а люди постарше – за Валентина Распутина. Как оказалось, в это время целая группа писателей под руководством Юрия Полякова (главного редактора «Литературной газеты», автора популярного у народа, но простоватого в глазах коллег и критиков), писала подметные письма президентам Владимиру Путину и Жаку Шираку. Желанной командировки они так и не добились и поехали в Париж, где за свой счет открыли «альтернативный салон» в пику «продавшимся власти постмодернистам и либералам», якобы «дававшим взятки Путину за публикации и за поездку на салон». Собственно, своего отдельного стенда у них не было, зато на один час когорта аутсайдеров взяла зал Чехова, чтобы провести свой – альтернативный – «круглый стол».

Главными врагами они объявили Владимира Сорокина, Татьяну Толстую и Дмитрия Пригова. Достойных упоминания звезд среди «альтернативщиков» видно не было. Но они готовы бороться до победного конца со всем, что происходит в политике и искусстве России после 90-х. Впрочем, «официальный» салон так и не узнал бы об идейных врагах, если бы не Татьяна Толстая, привыкшая профессионально заниматься злословием. Она единственная посетила заседание «альтернативщиков» и даже опоздала из-за этого на собственную встречу с читателями, так как не сочла возможным «оставить поле боя» до конца словесной битвы.

Для недоброжелателей главным доводом в пользу «продажности» известных современных писателей стала встреча в Елисейском дворце с президентами Владимиром Путиным и Жаком Шираком. Правда, 2–3 литератора, почему-то просившие не афишировать их фамилий в прессе, не пошли туда «в знак протеста против политики отечества, чеченского конфликта, отмены льгот и притеснения свобод».

И все же, по большому счету, главной составляющей Парижского книжного салона стала не политика, а небывалое «водяное перемирие» между самыми разными писателями, которых в Москве никогда не увидишь всех вместе. Только здесь за одним «круглым столом» Татьяна Толстая и Людмила Улицкая могли обсуждать существование женской литературы. При том, что у Толстой даже название романа «Кысь» абсолютно непереводимо, а Улицкая, биолог по образованию, стремится «разъять как труп» души и судьбы читательниц любых национальностей. Только здесь возможно было совместное выступление степенного живого классика Андрея Битова и одного из самых спорных русских поэтов Дмитрия Пригова, завывающего на мотив буддийских мантр строку «Мой дядя самых честных правил». Только на дискуссии в Париже могли не подраться «молодые писатели» поколения 30–40-летних – Андрей Геласимов, получивший в Париже читательское гран-при за «чеченскую» повесть «Жажда», и его непримиримый оппонент Дмитрий Быков. Последний даже вывел формулу успеха у европейцев. По его теории, продаваемая русская книга должна иметь хотя бы один из 5 компонентов: сталинские репрессии, гонения по идейным мотивам, чеченская война, гастербайтеры и желательно – гомосексуалисты. То есть «идеальной русской книгой был бы роман о внуке репрессированного, который пошел на войну в Чечне и был изнасилован гастербайтером». В защиту немногих авторов чеченской темы нужно отметить, что Быков и сам на днях выпускает роман «Эвакуатор» со следами чеченского терроризма и с шахидкой в числе героев. Если теория Быкова верна, то «Эвакуатор» и вправду станет бестселлером в Европе.

Словом, на Парижском книжном салоне Россия оказалась не просто Почетным гостем «для галочки». Французы раскупали книги Пелевина (лежащие тут корешком к корешку с изданиями Пушкина – оба на букву «П»). Гости нашей экспозиции с удовольствием сидели на специально привезенных из России березовых пеньках и забавлялись, глядя на скульптуру Виктора Гюго работы француза Каспера – фигуру, стоящую в окружении искусственных берез с раскрытой книгой на голове, напоминающей длинные заячьи уши.

Справка «НИ»

В этом году Парижский книжный салон посетили 165 тыс. человек. Из них школьников 12 тыс. (это на 9% больше, чем в прошлом году, когда Почетным гостем салона был Китай). Выставка занимает 50 тыс. квадратных метров выставочного комплекса «Экспо Порт де Версаль». Каждый год в салоне участвуют около 1,5 тысячи издательств мира. Из них в этом году 80 были российскими.

КОММЕНТАРИИ

Василий АКСЕНОВ: «На Западе о нас не имеют представления»

– Василий Павлович, только что вы буквально на пальцах объясняли французским студентам, кто такие Окуджава и физики-лирики. Они этого действительно не знают?

– Абсолютно не знают! И не только молодое поколение. На Западе вообще о нас не имеют представления. Но, наверное, только очень продвинутые люди знают все. Даже в парижском доме, где я подолгу живу, никто не знает, что я писатель. Это прекрасно, что сейчас мы вывозим свою литературу в мировую community. Нам надо все время рассказывать о себе. Тем более что здесь очень активная публика. Я даже не ожидал этого. Думал, что будет, как на Франкфуртской книжной выставке, где было 90% русских. А тут как раз наоборот, 90% публики – французы. Они приходят на дискуссии, на личные выступления. Сидят – слушают, просят книги подписать.

– Настоящий Париж для вас остался во временах вашего недавнего романа «Вольтерьянцы и вольтерьянки» или выжил до сегодняшнего дня?

– Мне, конечно, больше нравится Париж со следами того времени, иначе бы я и не написал такого романа. Особенно его украшают огромные окна восемнадцатого века, замечательная архитектура этой эпохи. Но все это странным образом сочетается с современностью.



Евгений ПОПОВ: «Литераторы везде живут коммунальной квартирой»

– Евгений Анатольевич, на «круглых столах» и в интервью прессе вы очень хвалите этот салон. За что?

– Здесь меня поразило, что все писатели стараются держаться цивилизованно, здороваются друг с другом. Писатели же дикие люди – были, есть и будут. Василий Аксенов называл Союз писателей «Пионерский лагерь усиленного режима». Коллектив литераторов везде становится коммунальной квартирой, где есть свои мифы и злодеи. Я вот очень не люблю писательский снобизм. Например, когда в Елисейском дворце один из нас умудрился впарить Шираку свою книгу и сфотографироваться с ним. Я на эту встречу пошел, только чтобы посмотреть дворец, и теперь могу описать его в рассказе. Ментов была полная улица – я такого в Москве не видел. Моя личная история во время встречи: в президентском дворце вдруг вляпался в отвратительную жвачку. Я как человек из народа понял: меня же и обвинят, что я ее сжевал. Поэтому сдвинулся на метр и стал ждать, что будет дальше. А были такие чудеса: людей из начальства какая-то сила проносила мимо жвачки. И вдруг я увидел, что писательница Маринина медленно движется к ней и наступает в нее. Но тогда я был еще не знаком с Марининой и не мог ее предупредить. В этот момент в зал зашли Путин с Шираком. Что было дальше – я не знаю.