Режиссер Дмитрий Крымов

– Лия Ахеджакова недавно получила приз, который вручается по результатам зрительского голосования. А как вам работается с этой актрисой?

– Лия – удивительная женщина, удивительная актриса, и работалось нам очень хорошо и просто, несмотря на то что она действительно легендарная. Я каждый раз удивлялся, что мы ей еще не надоели и она опять пришла на репетицию. И так было до самой премьеры и потом тоже. Я всегда просто счастлив ее видеть. Она – чудо!

– Дмитрий, ваша Лаборатория в этом году впервые была на гастролях в Грузии…

– Уже три или четыре раза мы собирались туда поехать по приглашению Кети Долидзе на фестиваль Михаила Туманишвили (грузинский театральный режиссер (1921–1996). – «НИ»). Но каждый раз случалась то война, то еще какой-то непреодолимый межгосударственный конфликт. И то, что мы наконец там побывали, – это для меня очень значительное событие. Это были больше чем гастроли – это было налаживание каких-то порванных человеческих отношений в глобальном смысле.

– Как вас встретила Грузия?

– Грузия – это для меня открытие, и не только для меня, но и для всей нашей компании, которая там была. Нас было человек пятьдесят или даже больше, потому что мы привезли четыре спектакля: «Опус номер 7», спектакль по «Трем сестрам», «Смерть жирафа» и «Катя, Соня, Поля…» по Бунину… И все просто в восторге от страны и от людей. Они соскучились по русским. Они не только нас не ненавидят, но именно соскучились! Там зрители восхитительно отзывчивые. Они столько выстрадали за эти годы войн, и с нами, в частности… А страдания если не убивают, то украшают. После всего того, что было, их отношение к нам просто удивительное! К тому же они знают, что такое театр, у них был очень хороший театр в свое время.

– А сейчас?

– Сейчас они занимаются выживанием, не театром, но память о хорошем театре и настоящем искусстве у них генетически очень сильна. К тому же сейчас туда вернулись и Роберт Стуруа, и Темур Чхеидзе. А зрители в Грузии – наверное, одни из лучших зрителей, с которыми мы встречались в наших поездках… Когда в зал театра Руставели начали входить женщины, как корабли, вплывать какие-то царицы Тамары, все в черном, одна, другая… Такая стать, посадка головы, спина, плечи… Наверное, именно так когда-то выглядела аристократия.

– И при этом у них непосредственное восприятие?

– Очень. И они нас так тепло приняли! Мы купались в этом, как в меду или в речке из парного молока. Но это было и очень ответственно, даже пугающее, потому что я каждый раз думал, что мы не оправдаем их надежд.

– Публика хорошо понимает русский?

– Официального русского языка там нет. Мне жаловались в театральном институте, что у них нет переводов на грузинский Михаила Чехова, Станиславского. Спрашивали, можно ли перевести книжки моего папы. Говорят, еще три года назад такой проблемы не было, все читали по-русски, а сейчас поступают и не знают русский.

– Английский знают лучше…

– Сейчас другое поколение. Ведь когда ты родился, тогда и правда, тогда настоящая жизнь и начинается, хорошая ли, плохая…А что было даже год назад до твоего рождения, тебя уже не касается. Тем не менее к нам на спектакли очень много приходило и молодых, которые знают русский.

– У вас на спектаклях были субтитры?

– Нет, организаторы мне сказали: «Вы что с ума сошли? Хотите нас обидеть субтитрами?» Я говорю: «Так не знают же язык!». – «К вам придут те, кто знают», – сказала Кети Долидзе. И оказалась права, и все восемь дней у нас был полный зал.

– Я знаю, что в вашей Лаборатории во время этих гастролей случилась беда…

– Да, умерла Полина Жженова, которая была моим ассистентом. Она у нас работала недолго, но завоевала всеобщую любовь и уважение, и даже восхищение. Такой редкий трагический случай – внезапная смерть… Она умерла за три минуты… Ей было 23 года… Как нам грузины помогали и как они сочувствовали в беде! Кажется, что когда что-то случается, руководство гостиницы думает: «Лучше бы другие не знали», но в нашей гостинице директор сам повесил портрет Полины, принес цветы…

– У вас еще после этого были спектакли?

– Да, она умерла в день, когда мы готовились к «Трем сестрам». Мы должны были начать репетицию через два часа после трагедии, можете себе представить? Мы собрались, я слова сказать не могу, все, как мыши, сидят на стульях. Я говорю: «Давайте думать: или все отменяем, или мы играем. Как вы считаете?» Мне хотелось спросить каждого, потому что это была ситуация на грани. В эту секунду было это очень трудно решить, хотя нутром я понимал, что нужно играть… Знаете, когда моя мама умерла, у меня должен был быть спектакль «Гамлет». Я тогда собрал актеров и сказал, что «предлагаю играть, что не чувствую кощунства»… И в тот день в Тбилиси ребята тоже сказали: «Полина бы не одобрила, если бы мы не стали играть»… Знаете, театр – это удивительная вещь. В драматические моменты он входит в такое соприкосновение с жизнью… Веселье – это ясно, оно совпадает с природой театра, но и драматическое, оказывается, тоже совпадает. Спектакль мы посвятили Полине, но это даже не спектакль был, а что-то другое…

– Во время фестиваля вам удалось посмотреть какие-то грузинские спектакли?

– И не только грузинские. Там и Питер Брук был со своим новым спектаклем, и его дочка Ирина Брук, тоже режиссер, привезла туда «Бурю». Мы видели два грузинских спектакля. Фестиваль был составлен очень удобно, там были и дневные спектакли, поэтому иногда удавалось.

– А вино грузинское там пробовали?

– Да, там божественно вкусное вино! А какие там пейзажи! Кавказский горный хребет я увидел впервые в жизни…

– Вы же там раньше бывали.

– Бывал, но не отовсюду виден именно хребет, а не просто горы. Он как бы с одной стороны как пирожное, отрезанное ножом. Горы – там, по ту сторону, а здесь – Алазанская долина. Это как театральный задник – огромное панно гор, которое уходит в облака.

– То есть вам еще успели показать страну?

– Да, очень бедная страна, но такая аккуратная. И люди там удивительные. Мы недавно под Москвой потеряли дорогу, GPS отрубился, и пришлось узнавать дорогу у встречных. Так из десяти человек, которых мы спрашивали, одни мычали от пьянства, другие были приезжими, не понимающими по-русски, остальные не знали вообще, где что находится. А в Грузии, когда наш водитель открывал окно, говорил: «Гамарджоба! Здравствуйте!» и спрашивал дорогу, ему всегда отвечали очень просто и ясно. А еда там такая, что просто закачаешься! Но главное – манера угощать, манера накрывать стол… То, что называется гостеприимством. Мне было стыдно вспоминать, как, когда к нам приезжают гости откуда-нибудь издалека, я говорю: «Здравствуйте, очень рад! Но сейчас у меня репетиция, потом – спектакль, а вечером мы, конечно, увидимся, чайку попьем». Там просто нельзя представить себе, что можно жить так, как мы здесь, – куда-то скачем, бежим. Наверное, это тоже можно назвать настоящим. Но там почему-то становится стыдно за такой стиль жизни, как наш.

– За нашу торопливость и суету?

– За несосредоточенность на другом человеке, на моменте. Мы потом только вспоминаем, что что-то было и прошло. Одним словом, Грузия – очень хорошая страна, и там живут потрясающие люди. Наверное, можно вернуть ту дружбу, которая была между нами, но сделать это на каком-то более честном витке, чем в Советском Союзе. Но то, что в последнее время происходило, я надеюсь, пошло на спад. Ведь это просто кощунство, чтобы русские танки стояли в 20 километрах от Тбилиси! Это представить себе невозможно! Как они это простили?! Наверное, просто что-то сильнее оказалось… Очень хочется, чтобы здесь об этом знали и не поддавались ни на какие политические провокации.

СПРАВКА