Любовь по-гречески

Оперы «Орфея» и «Ариадну» объединяет, во-первых, тема античных мифов. Во-вторых, музыка, написанная в XX веке (хотя и разными композиторами, и с разрывом в тридцать лет). Кроме того, это российская премьера: эти опусы Альфредо Казелла и Богуслава Мартину у нас не ставились. Уже данное обстоятельство может привлечь внимание к проекту. А сколько разных нитей, как пряжа из клубка Ариадны, тянется из недр идеи! Например, зеркальное отражение сюжетов: победа женщин в первой опере и их поражение – во второй.

Велик соблазн назвать диптих художественно-историческим лабиринтом (в честь той же древнегреческой Ариадны), не заблудиться в котором помогает авторская концепция, вытянутая из толстого культурного клубка. (Собственно говоря, идея сыграть два раза на архетипе лабиринта и пришла в голову режиссеру).

Взять хотя бы «Орфея» – любимый в веках оперный сюжет. Нить тянется от истории о культе бога вина Диониса и хмельных вакханках, растерзавших горестного рапсода Орфея за его мизогинию (неприязнь к женщинам), возникшую после гибели Эвридики. Ренессансный поэт Полициано написал об этом поэму, которую при создании оперы Казелла использовали в либретто. Понятно, Орфей, как ему и положено, по дороге из царства мертвых оборачивается в неподходящий момент, теряя возможность воскресить умершую.

Но опера 1932 года играет с сюжетом по новым музыкальным законам двадцатого века: сквозь бремя гармоничной классики (неоклассики) слышны бурные дисгармоничные «надрывы» с перепадами эмоций, тщетно пытающиеся прикинуться сладостными.

«Ариадна» – на уровне сюжета – больше переосмысляет древний источник. Мартину сам писал в 1958 году либретто, апеллируя непосредственно не к мифу, но к новейшей европейской пьесе. Ее написал Жорж Неве – друг и соратник сюрреалистов………… Любимые эпохой анализы подсознания воплотились в сюжет про то, как приплывший на родину Ариадны Тезей в поединке с Минотавром встречается скорее не с быкоголовым монстром, а с самим собой. Выбирая в символическом поединке с собой, кто внутри него победит – воин, покинувший чужеземную жену Ариадну (как и случилось), или пылкий любовник (как должно было быть). Музыка колеблется между мрачной пылкостью а-ля «старинные барочные оперы» и достаточно холодной расчетливостью в конструировании этой пылкости.

Рокот барабанов и мурлыканье арфы – полюса многослойной партитуры, в которой находят цитаты аж из ранневизантийских распевов.

Режиссер Василева, несмотря на молодость, уже привлекала внимание несколькими добротными работами – она, в частности, ставила «Дитя и волшебство» в московской «Новой опере» и «Жанну Д*Арк» в Челябинске. Спектакли Василевой в определенном смысле можно назвать «эко-операми» – она любит метафорически обыгрывать природные предметы – дерево, лен, камень.

Сценограф Александр Арефьев и художник по костюмам Мария Чернышева тут помогали. В «Орфее», не дожидаясь истории про главный лабиринт в «Ариадне», на сцене выложен лабиринтик из камней: его извилистая, но четкая форма периодически разрушается персонажами, привнося вселенский хаос.

Орфей (Томас Баум) в джинсах бродит с электрогитарой в кофре, которую, впрочем, ни разу не вынимает. Боги Олимпа – Плутон и Меркурий – в серых с разводами, как будто замурзанных краской костюмах сперва жестко, толчком, запихивают людей в лабиринт жизни, а потом садятся разыгрывать их судьбы в кости. Жалостливые нимфы-дриады с кустами на головах преобразуются в пляшущих фурий ада и в яростных менад, побивающих Орфея камнями. Все это под оркестр с дирижером Марией Максимчук, игравший громко и довольно грубым «помолом».

В «Ариадне», поставленной интересней, но спетой с ужасным французским произношением, подтексты запутываются (вместе с солистами) в кутерьме переплетенных лент, каковые – в виде квадратного лабиринта – висят перед началом на стенках. Воины пожилого Тезея с зачерненными глазами (Евгений Поликанин), в гребневых шлемах, гремя щитами, этот лабиринт отцепляют, чтобы пустить его вокруг свисающей с потолка красной путеводной нити.

Нить, как выяснится, ведет в никуда. Даже когда на ней повиснет и закрутится кораблик Тезея. Ариадна (замечательная работа Ольги Луцив-Терновской) тоже с архаически раскрашенным лицом споет трагический финальный плач. Но он так и не прояснит, кого, по замыслу композитора, женщина любила – Тезея или Минотавра (воплощение темных сторон души). Или это был смятенный эротический сон.