Песни иного мира

Вечер Норман – начало программы долгосрочного (аж на два года) фестиваля под названием «Королевы оперы». В его рамках на двух площадках столицы выступят крупные примадонны современности. Известно, что приедут Мария Гулегина, Суми Йо, Анджела Георгиу, Натали Дессей и Вальтрауд Майер. Москву в афише фестиваля представляет прима Музыкального театра Хибла Герзмава. Серию вокальных вечеров в Большом театре (на следующий сезон) откроет Элина Гаранча. Финалом проекта должен стать общий концерт звезд на Соборной площади Кремля.

Согласие Джесси Норман спеть на открытии фестиваля обеспечило организаторам стратегически выгодное начало. В мире мало певиц, чья профессиональная репутация так полно совпадала бы с понятием «великий». В лучшие годы Норман ее голос с необъятным диапазоном был так же, безусловно, притягателен, как пение Марии Каллас или танец Михаила Барышникова. С тех пор как чернокожая американка в 1969 году дебютировала в берлинской «Дойче опер», исполнив партию Елизаветы в вагнеровском «Тангейзере», ее карьера по обе стороны Атлантического океана – сплошной триумф. Театр «Ла Скала» и Зальцбургский фестиваль, «Метрополитен опера» и «Ковент-Гарден», в программах концертов – композиторы от XVII до XX веков. Пресса никогда не скупилась на комплименты в ее адрес, и фраза «Самый красивый голос в мире» – далеко не предел похвал.

Увы, человеческий вокал – не коньяк, который с возрастом становится только лучше. В последние годы певица, обладающая не только талантом, но и умом, не дает оперные концерты. Вот и в Москву она привезла программу, названную «Американские маэстро» – фрагменты мюзиклов Бернстайна и Гершвина, песни из репертуара Дюка Эллингтона, Жозефины Бейкер, Лины Хорн и Эллы Фитцджеральд. Норман отбирала репертуар концерта не только по музыкальным, но и по социальным параметрам. Это музыка людей, как сказала певица на пресс-конференции, которые «не соглашались с нынешним положением вещей и меняли жизнь к лучшему. Эллингтон не выступал в залах, где практиковалась расовая сегрегация, и всегда протестовал против смертной казни».

В начале концерта Норман выступала в манере «оперная звезда поет мюзикл», и усталость натруженных голосовых связок была отчетливо заметна: нельзя сказать, что ее песни из «Вестсайдской истории» или «Звуков музыки» потрясли слух и воображение. Но когда она, что называется, распелась и перешла к джазовой и эстрадной манере, причем с фирменным вулканическим темпераментом и отменным артистизмом, впечатление от вокала стало расти неимоверными темпами. Финальный в первом отделении плач Сирины из оперы «Порги и Бесс» заставил зал замереть. Второе отделение оказалось просто чарующим. На сцене множились образы – фурия и нежная мать, поющая колыбельную песню, капризница и величественная сивилла. Ныряя в бархатные глубины низких нот, воспаряя в сопрановые высоты, шепча и вскрикивая, Норман, как юная кокетка, играла голосом в песенке о Париже, исполненной по-французски. Как античная плакальщица, она рыдала на родном языке в афроамериканской песне Another Man Done Gone. Сияя белозубой улыбкой, потрясала «вульгарными» интонациями в «Макки-Ноже» (музыка Курта Вайля). И нарочито небрежно бросала в зал синкопы в «Медитациях для рояля» Дюка Эллингтона.

Еe трактовки известных шлягеров неимоверно самобытны и в то же время убедительны. Ключ к творческому пению Норман, вероятно, нужно искать в ее независимом характере и нестандартном мировосприятии. Певица с удовольствием рассказывала, как в детстве рисовала сиреневых коров, зеленое небо и оранжевую траву, игнорируя замечание взрослых, что «такого не бывает». Именно это – «такого не бывает» – пришло в голову обозревателю «НИ», когда Норман спела на «бис» знаменитую гершвиновскую Summer Time и не менее знаменитый американский религиозный гимн Amazing Grace («О, Благодать»). Камерный концерт под аккомпанемент рояля (пианист Марк Маркэм) превратился в нечто грандиозное. Голос не очень молодой и не очень стройной женщины с растрепанной гривой кудрявых волос, в цветастом балахоне, певшей большей частью в микрофон, сидя или тяжело опираясь о концертный «Стейнвей», звучал как зов из космоса. И когда, заканчивая выступление, Норман жестом пригласила зал подпевать, а публика послушно-восторженно замычала, избитое выражение «музыка – универсальный язык, объединяющий людей» показалось свежим откровением.