Мужчины и женщины

На открытии форума почетный приз за вклад в кинематограф получил Клод Лелюш, творческий путь которого с 1966 года шел под знаком самой знаменитой его картины, «Мужчина и женщина». В 1986 году появилось продолжение – «Мужчина и женщина 20 лет спустя», в 2002 году – «Дамы и господа», в 2007-м – «Железнодорожный роман», в этом году – «Женщина и мужчины», а завершит карьеру режиссера, хотелось бы думать, автобиографический фильм «Мужчина и женщины» (Лелюш, может, и не столь известный ходок, как Роже Вадим, Роман Полански, Уоррен Битти или Андрон Кончаловский, но рассказать ему есть о чем).

На пресс-конференции мэтр был свеж, как бульвар Капуцинок в пору цветения каштанов, и отвечал на вопросы в духе бессмертной строки: «И море, и Гомер – все движется любовью». Режиссер был изрядно удивлен, когда высоконравственный представитель российской прессы спросил его, почему в своем новом фильме он воспевает женщину легкого поведения, которая изменила даже родине, закрутив роман с фашистским офицером… Аналогичная история, к слову, произошла лет 55 лет назад со знаменитым советским сценаристом Евгением Габриловичем, понаслышке написавшим сценарий для будущего фильма Ромма «Убийство на улице Данте», где сын-неофашист убивал мать, героиню французского Сопротивления. После выхода фильма Габрилович побывал во Франции, где был огорошен известием, что воспетая им героиня застрелила вовсе не шефа гестапо, а молоденького лейтенантика, и не из патриотических побуждений, а из ревности.

Не успели журналисты остыть от французской любви, как на них вылили ушат немецкого секса. Режиссер Рольф Петер Каль снял фильм «Постельные сцены» о режиссерше Нине Баден, решившей снять фильм о любви и сексе, в котором, как написано в аннотации, «чувства можно было бы ощутить на физиологическом уровне». Для этого она приглашает двух знакомых актеров, Ганса и Мари, и устраивает киносексуальные пробы, побуждая их совокупляться перед камерой, а фактически перед двумя камерами, из которых одна наблюдает за другой. Трудно сказать, известно ли режиссеру и его героине-режиссерше, что если в кино любовные чувства ощущаются на физиологическом уровне, то, по определению, это кино является порнографическим…

После максимальной контактной любви в «Постельных сценах» хотелось чего-то воздушного и бестелесного, и вот оно – «Беса» Орджана Карановича с самим Мики Манойловичем в главной роли. Любимый актер Кустурицы играет немолодого албанца Азема, прислуживающего в школе, директора которой призывают на Первую мировую, и он оставляет молодую жену под защитой Азема, взяв с того клятву («бесу») не притрагиваться к охраняемому телу. Не знающий физики зритель, может, и подумает, что взаимное тяготение двух материальных объектов приведет к их взрывоопасному соединению, а то и к аннигиляции, однако в физике задача движения двух тел в пространстве имеет и другие решения, в частности вращение вокруг общего центра тяжести. Кроме того, ввиду известных сложных отношений между двумя братскими народами было бы крайне неполиткорректно предположить, что в фильме сербского режиссера албанец нарушит бесу.

Но самым пикантным фильмом программы оказался, бесспорно, «Реверс» польского режиссера Бориса Ланкоша, ретронуар со здоровой долей стеба и не менее здоровым сочетанием противоположных базовых инстинктов, либидо и мортидо, лучшее место для которых, как известно, находится на черно-белой пленке. Героиня «Реверса» (Агата Бузек) – девушка за тридцать, которая живет с матерью (Кристина Янда) и полупарализованной бабкой (Анна Полены) и каждый день прячет от социалистических властей в желудке единственную семейную драгоценность – золотую монету (чья оборотная сторона и дала название картине).

Понятно также, что маменька и бабка одержимы желанием выдать Сабину замуж, но их усилия безуспешны до тех пор, пока ее не спасает на темной улице от двух насильников статный красавец (Марцин Дороцинский), который минут через пятнадцать экранного времени оказывается сотрудником госбезопасности и предлагает влюбленной Сабине доносить на своего шефа. Гордая полячка предлагает обмыть брачно-стукачный договор, подливает ему в стакан крысиного яда и еще минуту и тринадцать секунд (я засек) заботливо смотрит, как он кончается в страшных судорогах, не забыв подложить любимому подушку, чтобы не так бился головой об диван. Так поляки прощаются со своим прошлым, вместо трагедии ставя фарс. И правильно делают.