Цветочное настроение

С природой, как известно, у современного искусства отношения не складываются. Можно тайно восхищаться лесным пейзажем или игрой света на морских волнах, но выставлять это на обозрение да еще без всякой задней мысли или концептуального посыла считается неприличным. Ведь ХХ век вместе с авангардом вымыл из картин любой намек на аристократизм и национализм, которые как раз через пейзаж и выражались. Природа (в плане травки и облаков) у актуального художника используется как инструмент, а сам он по большей части дитя города.

На первый взгляд Лаврентий Бруни – это салонный художник со всеми признаками «пленника красоты». Именно так – пленниками – назвала Третьяковка живописцев XIX века, работавших для услаждения взгляда почтенной публики. Самая знаменитая артистическая фамилия Бруни (полотна Федора Бруни в Русском музее соперничают по популярности с «Последним днем Помпеи») сковывает по рукам и ногам. Либо вслед за дедом ты продолжаешь восседать в Академии художеств, либо пытаешься бежать в любую сторону. Лаврентий предпочел остаться в искусстве, но сделал очень хитрый ход: в своих работах отказался от речи, от историй, от намеков на проповедь или исповедь. И с этим жестом отвержения высокой государственной риторики оказался в галерейном стане.

Если говорить о том, что очевидно, то Лаврентий Бруни начал писать не богов и героев, а букеты. Цветы у него, безусловно, виртуозные: то вдруг вспыхивают как пламя, то растворяются в лазури, то массивно предстают наподобие статуй, то кружат в неспешном вальсе. По отдельности каждое такое полотно смотрится нарочито декоративно. Есть здесь какая-то избыточность и гламурный восторг. Но стоит картинам соединиться вместе, между ними возникают тонкие связи. В какой-то момент все они начинают напоминать музыкальную партитуру.

Куратор нынешней экспозиции Полина Лобачевская эти связи не только выявила, но и по примеру лучших дирижеров, расставила акценты, задала ритм и темп, добилась объемности звука. Вертикальные акварели (развернутые свитки) обрамляют анимированную «клумбу». Рядом с метровыми холстами на стенах по кругу расставлены небольшие тумбы с миниатюрными соцветиями (так обычно подают драгоценности).

Только в этой сценической инсталляции картины Бруни вписываются в большую цветочную историю: от яблоневых веток Ван Гога (начало пути художника) до знаменитых кувшинок Мане (конец пути). Цветы, как это ни странно звучит, всегда задают границы. Будь это границы стиля и века (когда модерн попытался создать свой цветочный язык – вспомним хотя бы знаменитую «Сирень» Врубеля), границы языка (едва ли не самый скандальный художник современности Дамьен Херст пришел к эстетике Бруни – только вместо цветов он варьирует на холстах бабочек) или, как в нашем случае, границы сезонов. Пора уже вспомнить, что в природе и в самом деле есть не только черно-белая краска.