«Золотой медведь» отвернулся от «Туринской лошади»

В общем, никакой интриги. Разве что многие рассчитывали на «золото» для Бела Тарра, который в свои 55 лет пообещал больше не снимать кино. Но для Берлина, который всегда позиционировал себя не просто как кинофестиваль, но как масштабное мероприятие с четкими политическими симпатиями и антипатиями, главный приз «Туринской лошади» был бы почти нонсенсом.

Медведь – животное крупное, прямолинейное и хозяев любит под стать себе самому. Союз «Золотого медведя» и «Туринской лошади», на который надеялись многие критики, получился бы сродни мезальянсу. Подробное описание конца человечества на примере полунищей хуторской семьи, состоящей из извозчика, его одинокой дочери и еще более одинокой лошади (той самой, что стала невольной виновницей помешательства Фридриха Ницше), не несет в себе необходимого для Берлинале социального заряда. Немыслимо долгая лента, на протяжении которой сильнейший ветер на просторах Земли словно выдувает из жизни саму жизнь. Под этим ветром герои то безуспешно пытаются запрячь ту самую лошадь, то совершают ежедневные ритуалы – например, дочь переодевает сухорукого отца, стаскивает с него сапоги и идет варить картошку, ровно две штуки. Слов в картине почти нет – да и какие слова нужны, когда человечество одной ногой в могиле? Кроме ветра скоро во Вселенной, похоже, ничего больше не останется. Вот такой жизнеутверждающий шедевр (и, как обещано, – последний) снял венгерский классик артхауса Бела Тарр.

Хотя именно из-за таких фильмов и есть смысл ездить на фестивали – больше их увидеть решительно негде. Как вряд ли где доведется увидеть прошедший почти незаметно, но необычайно яркий аргентинский фильм «Таинственный мир» Родригеса Морено, несколько лет назад получившего здесь же, в Берлине, приз Алфреда Бауэра – за инновации в кинематографе. Главный герой фильма пытается разобраться с неожиданно нагрянувшей волей – его бросила девушка, и теперь он изучает возможности собственной свободы. Словно дитя, только-только ставшее на ноги и научившееся изучать мир, что простерся чуть дальше колыбели, инфантильный герой по имени Борис Черненко делает угловатые попытки вылупиться из собственной скорлупы и совершает неожиданное открытие: за пределами скорлупы никто никому не нужен. А всякая свобода – лишь необходимый миф. То, что жюри не заметило эту картину, действительно жаль. Как жаль, разумеется, и «В субботу» Александра Миндадзе, получившего от критиков удручающе низкий балл и тоже прошедшего мимо внимания жюри.

Триумф иранской картины «Развод Надера и Симины» режиссера Асхара Фархади, получившего «Золотого медведя» и награды за актерские работы (причем женские призы получили сразу три актрисы этого фильма), проще всего объяснить изначальным акцентом нынешнего Берлинале – поддержка Джафара Панахи. Ну и соответственно всего иранского кино. И всякой свободы. Ни Изабелла Росселлини, возглавлявшая жюри в этом году, ни кто-то из ее судейской команды, ни руководство Берлинале никогда не скажут нам, что на самом деле ими двигало при распределении призов. Всякий фестиваль – это политика, это интрига, это дворцовые тайны. Принимать на веру обязательные декларации председателя жюри, что, дескать, мы будем руководствоваться лишь художественными критериями, – удел наивных неофитов. Если бы эти слова были правдой, фестивальное движение давно бы умерло, а картина мирового кинематографа была бы совершенно иной.

Берлинале – фестиваль, у которого все иные соображения, кроме непосредственно художественных, заявлены открыто и имеют примерно такую же ценность, как и кинематографические. Солидарность с Панахи, поддержка в прошлом году Романа Полански «Золотым медведем» за ленту «Призрак», ажиотаж вокруг фильма Кирила Туши «Ходорковский» – все это фирменные наработки Берлинале, без которых он по уровню привезенных фильмов равнялся бы какому-нибудь празднику кино в местном Доме культуры. Политическая интрига в Берлинале давно уже вышла на передний план, теперь она начинает тут жить почти самостоятельной жизнью, порой диктуя кинематографу свои правила.

Однако что касается «Развода Надера и Симины», то это фильм сам по себе довольно яркий, поэтому грешить на излишнюю политизированность жюри нет смысла. Это тот случай, когда абсолютная актуальность – полноправный партнер искусства, не мешающий художественным поискам и даже – наоборот – подстегивающий их. Фильм о семье на грани развода из-за того, что женщина хочет эмигрировать, а муж против (не может оставить беспомощного отца), в результате чего начинает накручиваться ком драматических событий, приводящий главу семьи практически за решетку, снят предельно четко и достаточно жестко. Конфликт религиозных, социальных, психологических проблем, накрывших страну, усугубляется еще и катастрофическим несовершенством судебной системы, в которой человек вязнет, как в трясине, и выплыть оттуда, сохранив человеческое в себе, равносильно чуду.

Словом, Берлин продолжает доказывать миру: «искусство для искусства» уходит в прошлое, нынешние катаклизмы не оставляют ему места в современном мире. Можно с этим не соглашаться. Но отмахиваться от этого тезиса с каждым годом становится все труднее.