Сопереживая пустоте

После характерного для Ноэ броского и агрессивного вступления – в данном случае титров – режиссер минут за десять показывает предысторию, снятую как бы глазом героя, если бы в нем находилась микровидеокамера (прием не новый, но и не затасканный). Сам герой – наркаш и мелкий наркодилер по имени Оскар – сперва парится в своем токийском пристанище, а затем топает в близлежащий клуб «Пустота», чтобы передать приятелю порцию «дури». Там он попадает в полицейскую засаду и пытается слить наркоту в сортир, где нет воды. Тогда, в надежде выиграть время и что-нибудь придумать, он пугает ломящихся в кабинку копов отсутствующим револьвером, вследствие чего получает пулю в грудь и отдает Богу (или черту) свою жалкую душонку.

Все дальнейшее показывается с верхней точки, словно бы глазами души, немного взлетевшей над мертвым телом. Ее посещают собственные видения, а также навязчивые – особенно для зрителя – воспоминания детства, связанные с любовью к сестре (на грани инцеста) и гибелью родителей в автокатастрофе. Столь наивным образом для столь искушенного (казалось бы) человека Ноэ пытается побудить нас сочувствовать герою, лицо которого мы видели только в гробу да в зеркале и который ничем другим не интересен. Но, поскольку сопереживать пустоте, притом грязноватой, невозможно, зрителю остается единственная возможность – смотреть на проплывающие по экрану образы. Режиссер предлагает зрителю своего рода трип (от английского слова trip – путешествие). Этот термин употребляется и в речи героев: наркоманы так именуют путешествие в ирреальный мир.

Не имея соответствующего опыта, трудно сказать, насколько реалистично они передают видение наркомана, да к тому же покойного, но назвать их оригинальными можно. Непривычный верхний ракурс, нарочитая несфокусированность изображения, пестрая цветовая гамма, переливы света, квазидокументальная откровенность многочисленных сексуальных сцен и гвоздь номера – вид пениса изнутри вагины с последующим путешествием в потоке спермы, заканчивающимся видом огромной яйцеклетки, в которую вверчивается крохотный живчик.

Беда в том, что ради этого и ему подобных эффектных кадров приходится, зевая от скуки, в течение почти трех часов смотреть на бессмысленные движения камеры между действительно любопытными сценами. Вызваны они, видимо, тем, что режиссер стремится создать ощущение непрерывности действия, но от этого не легче – тем более что беспрестанные сентиментальные ретроспекции крутого парня (имеется в виду постановщик, а не сопляк-герой) все равно рубят повествование в салат, сдобренный светофильтрами.

В связи с этим хочется дать показчикам фильма невыполнимый совет – предоставлять желающим на выбор: либо посмотреть за полную цену полный фильм, либо, как в советских кинотеатрах, доплатить полтинник за удлиненный сеанс и посмотреть макси-трейлер перед началом другого фильма, режиссер которого лучше знает человеческую, в том числе зрительскую душу.