Posted 19 января 2014,, 20:00
Published 19 января 2014,, 20:00
Modified 8 марта, 04:50
Updated 8 марта, 04:50
С момента, когда, работая премьер-министром, Владимир Путин высказал свое пожелание о том, чтобы кинематографисты добровольно наложили на себя этические самоограничения, наподобие тех, что действовали в Америке с 1930 по 1967 год (Кодекс Хейса), прошло два с небольшим года. В мае минувшего года он уже в качестве президента повторил свое предложение, и в течение полугода из недр Союза кинематографистов (СК) вышли целых три проекта этической хартии, ничем важным друг от друга не отличающихся. Кульминацией минувшего года стал еще один вариант «морального кодекса» для российских кинодеятелей, доработанный и усовершенствованный. В итоге – четыре почти одинаковых набора банальных поучений и прописных истин вместе с клятвенными заверениями, что они не посягают на свободу творчества и не имеют ничего общего с цензурой.
Как говорится во всех вариантах разработанного СК документа, этическая хартия кинематографистов – всего лишь рекомендательный акт, не имеющий обязательной юридической силы. Однако, по мнению многочисленных деятелей кино, опрошенных «Новыми Известиями», за «рекомендациями», изложенными в хартии, скрывается слишком много подводных камней, кажущихся невинными лишь на первый взгляд. Эксперты опасаются в первую очередь, что хартия, несмотря на все заверения ее инициаторов и создателей, может стать своего рода негласным элементом цензуры, поскольку исполнение или неисполнение положений этого документа наверняка будет влиять на финансирование тех или иных проектов.
Сергей Лазарук, первый заместитель председателя Союза кинематографистов и глава рабочей группы по созданию этической хартии (также в нее входят среди прочих Карен Шахназаров, Марлен Хуциев, Леонид Верещагин и Генрих Боровик), по просьбе корреспондента «НИ» подробно рассказал о дальнейшей процедуре принятия документа. По его словам, проект хартии будет разослан всем членам СК, с тем, чтобы каждый высказался насчет ее содержания. Высказываться можно будет посредством анкеты, которая в настоящее время только разрабатывается. Суть опросника примерно в следующем: «поддерживаю или нет те или иные положения хартии», «считаю целесообразным внести такие-то изменения или дополнения». После того как ответы будут собраны, на что, по мнению, г-на Лазарука уйдет полтора-два месяца, документ снова рассмотрит пленум СК и примет то или иное решение. При этом, как выяснилось, в Союзе кинематографистов пока понятия не имеют, как именно хартия будет функционировать и на какую часть киносообщества распространяться. «Написать текст – это одно дело, дальше необходимо продумать, как хартия будет работать, механизмы ее апробации и внедрения в кинематографическое сознание, – пояснил Сергей Лазарук. – На сегодняшний день этот вопрос еще в самой начальной стадии обсуждения».
На вопрос корреспондента «НИ», почему вообще возникла необходимость в написании хартии, г-н Лазарук сказал: «Президент высказал пожелание о создании документа, который бы определял некие нравственные нормы в кинематографе. И поручил Общественной палате, Союзу кинематографистов и другим кинематографическим и общественным организациям подумать над написанием этого документа. Поэтому в данном случае мы выполняем поручение президента».
Несмотря на то, что метод дальнейшего функционирования хартии остается большой загадкой, кинематографисты не обольщаются и заранее настраиваются на не самые приятные «плоды» принятия документа. Действительно, судя по отдельным положениям хартии, весьма расплывчатым и допускающим массу трактовок, она, скорее, обращена не к представителям киносообщества, а к экспертным советам при Министерстве культуры и Фонде кино, принимающим решения о государственной поддержке кинопроектов и выдаче прокатных удостоверений готовым фильмам. Опираясь на положения этой хартии, легко оставить без финансирования любой неугодный проект или перекрыть дорогу к зрителю любому неугодному фильму. Так, применение пункта, призывающему «бережно относиться к историческим фактам и биографиям выдающихся людей, избегая грубых искажений и нарушений в угоду сиюминутной моде» угрожает запретом множеству исторических фильмов. На основании пункта «не допускать …оскорбления чувств верующих» можно отвергнуть картину, персонаж которой кощунственно отрицает существование Бога. При этом нужно в обязательном порядке «при обозначении проблемы в фильме указывать на возможные пути ее решения либо направлять зрительское сообщество к размышлению над ее решением», а также воспитывать, особенно у молодого поколения, чувство патриотизма и прививать любовь к Отечеству.
Обескураживает своей невнятностью и еще один пункт: «без крайней художественной и идейной необходимости не демонстрировать в кинопроизведениях нарушения законодательства РФ; сцены жестокости, насилия, агрессии, порнографии, употребления алкоголя, табака и наркотиков; не использовать ненормативную лексику». Исходя из него, можно запрещать буквально все, поскольку авторам произведений вряд ли удастся доказать, что герои их фильмов выпивают, курят, а иногда даже агрессивно себя ведут исключительно из-за «крайней художественной и идейной необходимости».
Режиссер Павел Бардин считает, что нет смысла обсуждать отдельные положения этической хартии: «Естественно, в ней написано, что, дескать, мы, кинематографисты, «за» все хорошее и душеспасительное и «против» всего плохого и душегубительного. Смысл не в этом. Смысл в самом факте появления такого документа, который является очередным тревожным симптомом. Если хартию примут и замнут – бог с ней: очередная бумажка, жаль только люди потратили столько времени, которое можно было использовать с большим толком, на довольно нелепое занятие. А вот если она станет своеобразным Кодексом Хейса, то это уже инструмент цензуры, причем превентивный. Это станет либо лицензией на профессию, либо, наоборот, ее частичным запретом».
Кинематографист также сказал «НИ», что, по его мнению, сейчас цензура движется в другую сторону: «Это уже не просто, грубо говоря, список того, чего делать нельзя, а некий селекционный отбор, некая программа, которая, как кажется ее инициаторам, сформирует культурное поле и отсеет «чистых» от «нечистых». Это поможет «правильным» кинематографистам поучаствовать в движении, не определившимся определиться, а «неправильным» отсеяться». Павел Бардин добавил: для того, чтобы не дать финансирование тому или иному проекту, в Минкультуры инструментов уже достаточно, но хартия может стать новым механизмом регуляции. «Сейчас налажена связь администрации, исполнительной власти и продюсерского корпуса. А с авторами прямого контакта нет, – сказал режиссер. – И налаживание этого контакта – все-таки дело не Минкультуры, а творческих союзов и гильдий. Поэтому эта инициатива исходит как бы от них, хотя на самом деле, насколько я помню, это было указание президента, которое министерство не выполнило». В заключение г-н Бардин сказал, что идеологи хартии, скорее всего, видят ее как орудие самоцензуры, а не прямого запрета. Поэтому чем меньше о ней разговоров, тем лучше.
Режиссер Вадим Абдрашитов считает, что этическая хартия – абсолютная компанейщина и через непродолжительное время все кинематографисты будут стыдиться этого документа ввиду его глупости: «Говорить о том, что должны быть, прямо скажем, самоцензура и самоограничение в кинематографе, который практически не доходит до отечественного зрителя, в то время, когда телевидение выплескивает столько грязи и насилия на зрителя, просто смешно. И грустно в то же время, поскольку серьезные проблемы российского кинематографа подменяются вот такого рода компанейщиной». По его мнению, хартия просуществует – показательно – от силы год-полтора, а затем будет вспоминаться киносообществом со смущением.
В то же время необходимо отметить, что соблюдать условия хартии, так как это не закон, а соглашение, не имеющее юридической силы, обязаны будут только те, кто ее подпишет. А у нас в стране, напомним, на сегодняшний день существует не только СК, который разрабатывает этот документ, но и альтернативный ему КиноСоюз, члены которого выступают категорически против подобных инициатив.
Разумеется, принятие хартии не вызовет массовых репрессий – она будет действовать избирательно и примерно. Из десятка картин, в которых можно будет усмотреть нарушение кодекса, цензоры-добровольцы из СК, возможно, выберут одну и напишут рапорт в Министерство культуры, которое со ссылкой на возмущение общественности даст «своим» людям в экспертных советах указание либо устроить ей показательную порку наподобие той, что была произведена проекту Александра Миндадзе «Милый Ханс, дорогой Петр», либо прикроет без всяких мотивировок. Иными словами, в условиях раскола кинематографического сообщества хартия может стать оружием, направленным одной кинематографической партией против своих идейных оппонентов...
К слову, в советское время существовал некий «метод собаки», которым кинематографисты пользовались для обхода цензуры. Его суть состояла в том, чтобы включить в картину нелепый и привлекающий внимание эпизод, в результате чего мелкие нюансы цензура не замечала. Например, таким способом был почти полностью спасен от цензурных правок фильм «Бриллиантовая рука»: режиссер Леонид Гайдай специально в финале картины показал ядерный взрыв. Комиссия Госкино пришла в ужас и потребовала убрать взрыв. Посопротивлявшись для вида, Гайдай взрыв убрал, а фильм остался «неиспорченным» цензурой, на что режиссер и рассчитывал. Как знать, возможно, в обозримом будущем уже современным кинематографистам придется вспомнить «метод собаки», чтобы обойти расставленные для них цензурные препоны.
Как пытались контролировать кино в разных странах в XX веке