«Бойня в Чечне разлагает общество»

– Россия – это страна, где непредсказуемо не только будущее, но и прошлое. Лет десять назад отношение к роли спецслужб было весьма критичным. Сейчас преобладает официальное мнение, что государство – некий абсолют, которому гражданин должен приносить себя в жертву. Ваш фильм идет вразрез с этой идеей.

– Я не вижу никакой осязаемой идеологии в нашей стране сегодня. Кроме разве что рекламы, которая говорит нам: станешь счастливым, если съешь «Кнорр» с запахом гуляша. Даже не сам гуляш. Что, между прочим, не так уж и смешно, потому что на этом растут дети. Другой идеологии я пока не вижу, к сожалению. Хорошая фраза – непредсказуемое прошлое. Это действительно так. Каждый народ свою историю воспринимает как череду мифов, но у нас эти мифы так часто меняются, что у людей крыша едет. Неразбериха чудовищная, но мы этим тоже не занимаемся. Я стараюсь рассказать о том времени так, как я его ощущал. А если я стану думать об идеологии, то в результате ничего, кроме никому не нужной конъюнктуры, не получится.

– Все ваши фильмы до «Вора» («Клетка для канареек», «Зина-Зинуля», «Люди в океане») основывались на современном материале. «Вор» рассказывал о послевоенном времени, теперь – шестидесятые годы. Отчего вы уходите в ретро? Боитесь сегодняшнего дня? Или просто вас увлекает красивое костюмное кино?

– Я об этом никогда не задумывался. Анализ собственного творчества мне несвойственен. Я не знаю, почему это происходит... Не думаю, что это какая-то закономерность, скорее – просто совпадение. В сегодняшнем времени мне найти сюжет намного сложнее. Надо ведь его пропустить через себя. У меня есть какое-то количество сюжетов, которые мне нравятся. Но каждый раз я думаю, а что же надо делать вот сейчас. Дело не в злободневности. Дело в том, что хочется найти какой-то мостик к современности. И это не зависит от того, про прошлое ты снимаешь или про настоящее. Про прошлое мне рассказывать проще, потому что я его чувствую лучше. Сегодня какие-то вещи мне трудно понять, еще сложнее полюбить. Несмотря на все недостатки советского времени, общество, которое было тогда, мне гораздо симпатичнее современного.

– Судя по фильму «Вор», вам симпатичнее 40-е годы?

– Сороковые я сам, конечно, не помню. (Павел Чухрай родился в 1946-м. – Ред.) Но помню рассказы своих родителей. А дальше мне легче – человек ведь острее всего чувствует время своей юности. Я не ставлю себе никаких ограничений. Если я сегодня найду сюжет, который покажется мне небанальным и я пойму, что могу сказать что-то свое про это, то с удовольствием это сделаю.

– Чем, на ваш взгляд, отличается современное общество от общества прежнего? Что, по-вашему, современное общество потеряло?

– Оно пока не нашло – не нашло смысл того, для чего оно существует. Как мы уже говорили, человек не может существовать ради сникерса.

– Но и ради победы коммунизма, как выяснилось, тоже не может…

– Безусловно. Но в той оппозиционности, в которой находилась тогда думающая часть общества, она видела смысл жизни. Для одних это была родина, для других – правда, для третьих – демократические свободы. Несмотря на то что мы, по крайней мере я, никогда не идеализировали Запад, Америку, но из всех возможных зол это было меньшим. А вот когда исчезла эта полярность: советский блок – капиталистический блок, то и капиталистический блок многое потерял. Потому что и там отпала необходимость в людях, которые искали справедливость. Там ведь политически это было выгодно и культивировалось. И то, что сейчас происходит в Ираке или происходило в Югославии, во многом связано с тем, что в Штатах нет серьезной оппозиции. А она должна быть. В любом обществе. Для того чтобы существовал критический анализ происходящего.

– Тем не менее еще ни одна оппозиция не смогла помешать ведению войны.

– Мне войны считать трудно. Сейчас я говорю о нашем обществе. Мы потеряли такую прослойку, как интеллигенция, – ее больше не существует. А без этого трудно.

– Вы считаете, что интеллигенции необходимо давление сверху, необходимо постоянно пребывать в оппозиции?

– Возможно, но дело не в этом. Наше общество развивается, как любой живой организм. Возврат к прошлому невозможен. Но сейчас – переходный период, когда даже здравые силы, те силы, которые должны защищать справедливость, правосудие, свободу слова, – они в растерянности, они разрозненны. Наверное, нельзя сказать, что они когда-то были сплочены. Но сегодня произошло что-то, чего я просто не очень понимаю.

– Может быть, мы напрасно идеализируем общество шестидесятых. Ведь когда наши танки вошли в Чехословакию, только восемь человек вышли с протестом.

– Я ни в коем случае не идеализирую. Помните, как гениально сказал Черчилль: «Демократическое общество – оно ужасно и продажно, но человечество не придумало ничего лучше». Этот подход мне импонирует. Не надо ничего идеализировать. Но есть какие-то вещи, к которым надо стремиться. Всем понятно, что абсолютного счастья нет и быть не может. Но это не мешает о нем мечтать...

Возьмем, к примеру, войну в Чечне, которую общество перестало замечать. Это же ужасно. Не может, не должна продолжаться столько лет эта кровавая бойня. Потому что она не просто убивает людей. Она разлагает общество.

– У нас охотнее приходят на демонстрации к американскому посольству протестовать против войны в Ираке, чем на Пушкинскую площадь, чтобы митинговать за прекращение чеченского конфликта.

– Да, это всегда удобно – бревна в своем глазу всегда не видно. Когда я говорю, что нет оппозиции в нашем обществе, я это и имею в виду. Понимаете, свобода слова нужна не для того, чтобы мы могли болтать. Свобода слова нужна для того, чтобы общество могло контролировать институты власти, чтобы законы уважались. Без этого невозможно

– Получается, что не буквально, а на уровне атмосферы мы опять приближаемся к тому обществу, которое вы отражаете в своем новом фильме.

– Если говорить о сути картины, то мне важно донести мысль, что человек – это не схема. Если мы видим в каком-то человеке отрицательные черты или даже считаем его негодяем и подлецом, то и в этом человеке есть что-то живое, что можно ценить и можно понять. Если мой главный герой поначалу может показаться карьеристом, который готов жениться на нелюбимой женщине, чтобы продвинуться по служебной лестнице, то в дальнейшем мы понимаем, что в нем есть какие-то человеческие, хорошие, качества, о которых он и сам не подозревал. А сегодня компьютерные игры и огромное количество фильмов, которые мне на самом деле нравятся – как зрелище, толкают зрителя к тому, чтобы он относился к человеку как к некой схеме.

– Кино просто разделилось на две ветви, которые между собой не пересекаются. Есть кино, которое пытается постичь человека, и есть то, которое хочет его развлечь.

– Конечно, это два разных вида искусства. В развлечении нет ничего плохого. Человеку необходимо и то, и другое. Но именно – и то, и другое, а не что-то одно. А теперь я все чаще замечаю, что людям гораздо сложнее стало смотреть психологическое кино, чем кино «экшн». И эта уже выработанная привычка аудитории и серьезных режиссеров толкает на то, чтобы с этим считаться. Если они хотят быть интересны широкому кругу зрителей, они должны использовать элементы развлечения в своих фильмах.

– В восьмидесятом году вышел на экраны фильм по вашему сценарию «Кто заплатит за удачу?» – культовый советский боевик, который и до сих пор очень хорошо смотрится. Вас самого не тянет вернуться к жанру экшн? Это ведь сегодня очень востребовано.

– Боевики я люблю – и смотреть, и придумывать. Но как-то так складывается, что когда я напишу такую историю просто для себя, мне становится скучно этим заниматься дальше. Я ведь трачу на фильмы очень много времени, а жизнь короткая, невозможно успеть все. Так было со сценарием «Танго-бильярд», который потом стал фильмом «Классик» (фильм снял Георгий Шенгелия. – Ред.). То же самое было с картиной «Кто заплатит за удачу?». Очень возможно, что сейчас я напишу комедию. Мне очень хочется написать современную пародию на «Подвиг разведчика», про то, как российский разведчик попадает на Украину. Я снимал «Водителя для Веры» на Украине, и мне было до пародийности трудно представить это другой страной. Именно там мне захотелось придумать детективную историю, про то, как российского разведчика забрасывают на Украину с ее иностранным языком, со всеми сложностями... Можно, мне кажется, найти тут что-то, что будет зрителю интересно. Но будет ли мне самому потом интересно это снимать – не знаю.

Павел ЧУХРАЙ родился 14 октября 1946 года. В 1962 году снялся в фильме Марка Донского «Здравствуйте, дети!». В 1969 году окончил операторский факультет ВГИКа (мастерская Бориса Волчека). В 1974 году – режиссерский факультет ВГИКа (мастерская Игоря Таланкина). Режиссерский дебют Павла Чухрая состоялся в 1977 году – это была картина «Ты иногда вспоминай». В 1980 году он дебютировал как сценарист в фильме «Кто заплатит за удачу». Снятый в том же году фильм «Люди в океане» был отмечен несколькими кинематографическими призами. Одна из самых известных работ Павла Чухрая – фильм «Вор», снятый в 1997 году (с Владимиром Машковым в главной роли). В 1998 году картина завоевала шесть российских кинопремий «Ника», а также номинировалась на премию «Оскар» американской киноакадемии. Летом 2003 года Павел Чухрай был награжден премией Федерации еврейских общин России (ФЕОР) «Человек года» в номинации «Кинематография» «за глубокое отражение темы Холокоста» в фильме «Дети из бездны».