Posted 18 октября 2012,, 20:00

Published 18 октября 2012,, 20:00

Modified 8 марта, 05:20

Updated 8 марта, 05:20

Актер Константин Крюков

Актер Константин Крюков

18 октября 2012, 20:00
Зрители уже привыкли к тому, что практически любой артист имеет с десяток разных хобби – от фотографии до селекции породистых верблюдов. Но в случае с нашим сегодняшним собеседником все было наоборот: сначала он стал специалистом по камням, затем художником и только потом актером, да и то случайно. В интервью «Новым Из

– Константин, в юности вы изучали геммологию – науку о камнях. Говорят, что через год работы с камнями начинаешь в белом цвете видеть сотни оттенков…

– Там вообще много новых способностей в себе открываешь. Но когда я учился, я под конец дня не мог отличить стенку от кнопки лифта. Оптические приборы, лупы, микроскопы – надо отсмотреть полторы тысячи камней, чтобы зачет получить. С девяти утра до девяти вечера смотришь, глаза сильно устают. Но, конечно, учишься различать цвета. Те же желтые бриллианты берут для того, чтобы показать, насколько отличается цвет, поскольку обычному человеку этого всего не видно... Я рад, что эта профессия у меня рано появилась. Само обучение построено таким образом, что экзамен ты можешь сдать только на высший балл. Не добрал – иди переучиваться. Права на ошибку нет вообще. Рынок мал, оценщиков мало, все всех знают, так что если пару раз ошибешься – иди в другую профессию. В юности с дисциплиной у всех плохо, а вот геммология сразу перемещает тебя в мир взрослых ответственных людей. Ты же ставишь подпись, которая гарантирует правду. Я окончил обучение в шестнадцать лет, став самым молодым выпускником Американского института геммологии (Константин Крюков учился в московском филиале института. – «НИ»). Пришлось перехитрить руководство, поскольку поступил я в четырнадцать, а в таком возрасте, по идее, меня не могли принять. Но я сдал все, все экзамены, и мне пришлось дать диплом. Я сразу пошел работать

– Тогда и начали творить?

– У меня было смешное первое изделие. Я его придумал, а сделали другие ребята, очень талантливые. Я придумал трехточечный закреп, поскольку все время учебы мне твердили, что камень должен хорошо обозреваться. Я решил сделать так, чтобы вообще ничего не мешало его видеть. У камня есть как бы две части – «павильон» и «корона». Я сделал один закреп на павильоне и два – на короне. Смешной закреп – я его даже запатентовал.

– То есть вы учились рисовать, изучали камни, а теперь решили это объединить?

– Не совсем. Геммолог и ювелир – это разные профессии. Но я разбираюсь в материале. Я люблю живопись, люблю рисовать. Но создание этой коллекции для конкретного ювелирного дома как-то само собой произошло: общаешься с людьми, возникают идеи и предложения.

– Как происходит ваша работа? До какого уровня вы доводите свои идеи?

– Самое выгодное – сделать для себя технический эскиз по всем размерам, раскрасить и визуализировать. Если умеешь работать с формой, то лепишь из воска модель, потом из восковки отливается золото. Сейчас по-другому: я делаю эскиз, и мы садимся за долгий кофе с тридэшниками. Они используют программы по трехмерному моделированию, 3D-принтер… Сейчас у нас все печатается.

– Если есть такая умелая техника, то в чем заключается работа художника?

– В форме, в материале, в концепции, в идее. Вообще, наверное, на сегодняшний день мало быть просто актером. Да и в любой профессии нужен большой набор умений. Кстати, жалею, что не было времени овладеть 3D-моделированием. Потому что в любом случае, когда ты сам делаешь и когда другой воплощает твою идею, это разные вещи.

– Правда ли, что ваш дядя Федор Бондарчук вас чуть ли не силком тянул в кино, в «9 роту»?

– Не совсем. Я безумно ему благодарен и рад, что так получилось. Я обрел для себя новую жизнь и интересную профессию. Но, если честно, я и сейчас не понимаю, как это все произошло. За семейным ужином моя мама сказала: «Федь, может, ты нашего попробуешь? Вдруг у него что-нибудь прострелит?» Мне ничего не оставалось, кроме как поехать на пробы на «Мосфильм». Феди там не было. Был диван и камера. Диван изображал танк, камера – камеру. Мне это все показалось абсолютным бредом. К тому же я плохо представлял, чем занималась вторая половина моей семьи. То есть я знал, что они заняты в кино, но как там это все происходит, я не знал. После проб я улетел из страны на учебу. И уже туда мне вдруг позвонили и сказали: «У тебя через пять дней первый съемочный день, через три – примерка, так что закругляйся там и возвращайся». Было сложновато. В моей жизни были подобные ситуации, когда попадаешь в экстремальную ситуацию, и все удается. Я когда-то вел очень жесткий и откровенный прямой эфир на канале О2 ТВ. «Разговор без правил» – невероятная свобода. Я мог говорить все, что угодно. Четыре редактора узнавали всю подноготную гостя студии. С ним можно было говорить на любые темы: гость до эфира подписывал бумагу, что ни к каналу, ни ко мне лично он никаких претензий не имеет. Прямой эфир. И тут я понимаю (я немного плохо слышу на одно ухо), что сейчас не слышу редактора! Вариант: либо слушать гостя, либо редактора. Как-то мы отработали эфир. Тяжело, но прикольно. Адреналин! Потом смотришь – заметно, конечно, что здесь комично, здесь ошибся…

– Может, интуиция просыпается?

– Тело открывает потенциал, если нет права на ошибку. Вот в кино на каждом проекте я приобретаю новый навык. Уже в трех фильмах у меня были подводные съемки. На последнем меня тренировала чемпионка мира по фри-дайвингу. Я антиспортивный человек, так вот это – единственный спорт, который мне понравился. Он очень тесно связан с внутренним состоянием: чем более ты спокоен и гармоничен, тем меньше твое тело тратит кислорода. И многому помимо этого надо учиться – и дыханию, и плаванию с моноластой. Очень сложно.

– А творческая задача для такого подвига какая была?

– Банальная! Мы с Катей Вилковой должны были с плота скатиться и упасть под воду… на кровать! А чтобы тонуть без грузов, нужно падать на выдохе. Фри-дайверы обычно ныряют на вдохе, потом кислород долго расходуют. А у нас не было кислорода, «продуваться» невозможно. Есть фото смешное: мы с Катей сидим на яхте после погружения, и из наших носов вода ручьями вытекает. Но это что: бывало, у нас актеры скакали в кадре, три минуты назад впервые сев на лошадь. Надо – выучишься.

– Еще популярных актеров принято тянуть в игровые и музыкальные проекты…

– Тоже есть! Григорий Константинопольский снимает «шансон-кино» – в фильме будет сорок с лишним песен. Я сто раз предупредил всех, что не умею петь. В итоге записал три песни.

– Не могу в связи с этим не спросить про ваши музыкальные увлечения.

– От шансона они совсем далеки. Я – выросший в Европе человек, мои кумиры – Faithless. Их хит Insomnia – это вообще мое понимание правильной культуры. Попал в Москве на их «тизер» сорокаминутный. Моя любимая сказала, что не знала меня до этого: «Вот ты какой на самом деле!» Еще люблю Lamb, Massive Attack и Moloko. Майкла Джексона любил, когда был маленьким. Так на его концертах и не побывал ни разу, а теперь уже поздно… С тех пор я решил, что надо свои мечты быстро осуществлять.

– С ювелиркой и музыкой остается время на съемки?

– Конечно. Сейчас выходит комедия «Лучшая девушка Кавказа». Снимали в Карачаево-Черкесии. Я играю австрийца, который даже не понимает, куда он попал, бедный. Комедийный жанр ведь очень сложный, особенно если ты не комик. Мне самому интересно, как у нас все получилось. Говорят – смешно. Посмотрим. Параллельно с этим фильмом снимался в Одессе у Александра Ашотовича Атанесяна (режиссер фильма «Сволочи». – «НИ»). Там мы снимали криминальный детектив, драму-комедию, что-то такое. Работали в абсолютно кинематографическом режиме. В том смысле, что настроение у всех было хорошее.

Фото: АНАТОЛИЙ МОРКОВКИН

– Такое редко бывает?

– В наше время – да, потому что все давно коммерциализировалось. Все всегда опаздывают, на всем экономят. Нет времени обсудить, решить, попробовать. Когда встречаются люди из настоящего кино, то все все обсуждают. Не все умеют хорошую атмосферу на площадке создать.

– Атмосфера на съемочной площадке от режиссера зависит?

– От режиссера и команды. Во многом, конечно, от режиссера. Если он хороший, то он – душа проекта, и все болеют за дело. Режиссер должен быть лидером во всем. Правда, есть проекты, где это даже теоретически невозможно.

– Вы имеете в виду сериалы?

– Да. Например, сейчас по «России» идет сериал «Без следа» – американская франшиза. Сняли мы за девять месяцев двадцать четыре серии. Приезжали в девять утра, уезжали в девять вечера ежедневно. Было очень сложно. Но дело даже не во времени – был бы сюжет подходящий… Состав, главное, великолепный – Игорь Черневич, Ирина Розанова, Мария Берсенева, Евгений Миллер. Мы себе придумали отношения внутри отдела – в кадре все подстебывают друг друга. В итоге хоть какая-то жизнь появляется. Американцы посмотрели и сказали: «Как у вас прикольно! Этот шутит, этого жалко, романтика какая-то появилась!»

– То есть пятеро хороших артистов вытянули проект?

– Я не знаю, насколько мы его вытянули. Это зрителям решать. Просто мы хотели сделать этот проект более креативным. Сценаристов я понимаю – у них нет времени, им надо переводить и перерабатывать серии, утверждать их у американцев, потом утверждать обратно. Это сериальное производство, у кинематографистов такого не бывает. В кино люди могут на коленке написать сценарий, а снять все равно хорошо и интересно.

– То есть с экстремальными навыками вы пока завязали?

– Как раз наоборот. Сейчас снимаюсь в фильме «Спираль», там огромное количество трюков, в том числе один крайне опасный. За рубежом его выполнили с летальным исходом. Параплан взлетает с движущейся машины. Мы взлетели и пролетели сквозь Москва-сити. Там непредсказуемые течения воздуха. Для этого фильма купался и в Москве-реке.

– Наша река – это ж чистый яд!

– Ну пришлось себя дезинфицировать везде. Но для кино мы, кажется, готовы делать все, что угодно. Еще меня пригласили в отличный телевизионный проект «Второе восстание Спартака». Мне часто предлагают похожие роли: богатый, успешный…

– Соблазнитель!

– Именно. А тут, во-первых, снимает великолепный Василий Пичул. Во-вторых, он предложил мне роль летчика Второй мировой войны. Я сказал: «Если доверите – спасибо, низкий поклон». Сняли двенадцать серий. Я работал с большим числом режиссеров, но не видел ни у кого такого монтажного мышления, как у Пичула. Иногда ты вообще не понимаешь, что за сцена снимается, какой фрагмент, к чему он. А когда приходишь на озвучку и смотришь смонтированный материал – там все настолько точно сходится, что диву даешься. Думаю: «Боже, какой профессионал!»

– Такого режиссера лучше слушать и выполнять, не придумывая от себя?

– Я люблю режиссеров, которые как бы тобой работают. Надо точно выполнять их указания. Это говорит о том, что они знают, что делают, а раз так, то все хорошо получится. Есть другой подход – режиссер просит вместе придумать. Тоже интересно! Когда мы снимались в фильме Льва Прудкина «Луна-луна», ни один человек из съемочной группы не понимал, что мы делаем. Я и мои партнеры – Ваня Николаев, Лиза Боярская, Оля Ефремова и Тема Симакин, – мы все как будто прочитали разные сценарии. Что там происходит вообще, что за сюжет, кто это понимает? У каждого своя версия. А получилось все-таки классно. Арт-хаус такой жесткий. Тема: страшные события на фоне путча 1991 года. И тот же самый эффект – все сложилось!

– Что же это за арт-хаус молодого режиссера, в котором снимаются звезды кино и сериалов?

– Мы же тоже хотим какого-то творчества. А потом, когда я прочитал сценарий, то все-таки почувствовал, что эстетически – это моя история, несмотря на все вопросы. Когда посмотрел, все понял. Я был в ужасе, в восторге и в шоке.

– Почему этот фильм не выходит уже почти десять лет?

– Лева Прудкин готов делать только так, как он сам хочет. Это счастье для актеров – мы понимаем, что мы получим отличное кино. Но для него нет – он сидит без работы, поссорившись со всеми на свете.

"