Posted 18 октября 2010,, 20:00
Published 18 октября 2010,, 20:00
Modified 8 марта, 06:48
Updated 8 марта, 06:48
Верхневолжское дефиле
Ходить по выставке Левитана – это как просматривать страницы «Одноклассников», сплошь «школьные годы чудесные», радость узнавания и ностальгия. Картинки из учебников «Родной речи», по которым писались сочинения «Золотая осень». Критики на вернисаже подтрунивали друг над другом: вот проверка на профпригодность – оцените родину, опишите пейзаж за окном, да так, чтоб он был актуальным. Тут залихватский сюжет не закрутишь и желтизны не дольешь.
В этом, собственно, первый парадокс Левитана: его произведения несоизмеримо больше, чем то, что их породило. Они больше фигуры художника – ведь мало кто задумывался, что в высшей степени русский национальный пейзаж создал еврей, которого несколько раз из-за инородности высылали за пределы Москвы. Они больше и тех мест, которые их вдохновили. Все знают «левитановский Плес». Этот городок обеспечивает себе туристов в том числе и за счет постояльца-художника (Левитан путешествовал по Волге четыре раза). В левитановский дом стоят экскурсии с теплоходов, игнорируя окрестные красоты. Но опять же мало кто замечает, насколько Плес Левитана далек от реального: понятно, что Волга с тех времен изменилась, но все краеведческие приметы «русской Швейцарии», раскинувшейся на берегах-террасах, у Левитана размыты. Его не интересует уникальный ландшафт, созданный доисторическим ледником. В Плесе его волнует особого рода возвышенность – положение между водой и небом. Лучшая из плесских работ – драматичный пейзаж «Плес. После дождя», где река и небо соединяются водной стихией. Домишки и церковки здесь едва видны – никакого светского блеска будущей здравницы для артистов.
Левитановский мотив похож на вирус, поражающий психическую систему россиянина. Теперь уже осень описывают исключительно через Левитана, Плес видят глазами Левитана, пробуждение природы иллюстрируют «Мартом» Левитана, народную религиозность, само собой, передают через «Вечерний звон», и, наконец, к раздумьям о родине и вечности прилагается «Над вечным покоем». По своей стойкости этот вирус может сравниться разве что с чеховским. Там, в пьесах Антона Павловича, тоже все промеж строк: «Вишневый сад» больше, чем приусадебные плодово-ягодные посадки, а «Три сестры» больше, чем история военного семейства. В дружбе Левитана и Чехова многие видели глубинный закон культуры: подобное тянется к подобному, лаборанты русской души выводили одну и ту же бациллу. В их компанию зачисляют еще и Чайковского. Отгадайте, какая музыка разносится по залам Третьяковки и служит саундтреком к фильму о «Золотой осени»? Правильно – «Октябрь» Чайковского.
Уже давно прописан рецепт для левитановских пейзажей. В графе «отличительные особенности» значится – пейзаж-настроение. В отличие от учителя Саврасова Левитан не вводил в пейзаж сюжет, всячески избегал фигур и сценок (есть расхожее мнение, что он попросту не умел писать людей – взгляните на выставленные портреты и больше об этом не говорите). В отличие от Шишкина с его выписанностью каждой веточки соснового бора (потому Дягилев и называл Шишкина кичевым немцем) Левитан не вышивальщик, а подлинный лирик. Он куда как ближе к символистам начала ХХ века (в том числе и по болезненному психическому складу), чем к передвижникам. Это проникновение глубоко личного и эпического, мимолетного и вечного – самое потрясающее в левитановских работах. Шутка ли дело: один из самых вдохновенных и легчайших видов – «Березовая роща» (1889) кажется этюдом, законченным на одном дыхании, а между тем писалась она без малого четыре года.
Как уже говорилось, нынешняя выставка не предлагает никакой интриги. Разве что чисто пространственную: вся экспозиция построена так, будто идешь по спирали, на последнем витке которой обнаруживаешь эпохальные вещи во главе с «Вечным покоем». Есть еще два ярких мазка. Во-первых, несколько работ – в том числе и портрет Левитана – доставили из Израиля, подтверждая тот факт, что среди покупателей художника были не только русские купцы типа Третьякова, но и еврейские семейства. Во-вторых, изрядно очистили знаменитые полотна. Если верить экспертам, «Над вечным покоем» обрело отчетливо видимую водную рябь на реке. Но больше всего досталось «Золотой осени»: этот холст и так был самым звучным в левитановской палитре, теперь же под мощными прожекторами и с особым небликующим стеклом он похож на пришельца из мастерской Ван Гога.
И все же интрига имеется. Превратятся ли окончательно картины Левитана в сувенирный товар (постеры и прочие кружки) или обретут второе дыхание? Способен ли он сегодня вдохновить кого-то, кроме ностальгирующих советских граждан? Как он смотрится на мировом фоне? Ведь еще Дягилев констатировал, что Левитана на Западе не понимают и никогда не поймут. Что вообще будет с пейзажной живописью, которая теперь является оплотом ретроградов-академиков? Интрига в том, что все эти вопросы Третьяковка оставила за бортом. Ответ на них придется искать прямо за порогом, где как раз бушует левитановская осень.