Вано уходит в горы

При ближайшем рассмотрении получилась лента, напоминающая винегрет, – без четкого сюжета, постановки проблемы и обозначения выхода из нее. И первое ощущение после просмотра, что этот фильм обо всем и ни о чем.

Если верить каждому слову документального фильма, то получается, что у режиссера был конкретный повод для поездки в Грузию. Ее друг Вано после начала войны перестал отвечать на звонки и писать письма. Вооруженный конфликт вызвал в нем ненависть не только к России, но и к бывшей подруге. Чтобы уладить ситуацию, героиня отправляется на родину Вано, а там выясняется, что парень ушел в горы с отрядом анархистов. На этом лирика заканчивается и начинаются попытки режиссера «разобраться, что же произошло здесь в августе».

Однако уже с первых кадров ловишь себя на мысли, что тебе показывают некачественное кино (дело вовсе не в том, что у картины нет бюджета и снята она на частные средства одной-единственной камерой). Главная причина – режиссерская неискренность, которая заметна на пленке. Например, с камерой Ольга Дарфи подходит к женщинам, пекущим пирожки: «Расскажите мне что-нибудь». Для документалиста такая постановка вопроса по меньшей мере не профессиональна. Женщины от смущения отшучиваются, поворачиваются спиной. А режиссер больше ничего у них и не спрашивает, хотя, казалось бы, документалиста должны волновать многие вопросы.

Как живет послевоенная Грузия, тоже представляется с трудом. В ленту без разбора вмонтировано все, что попало в объектив кинокамеры: машины, продукты, магазины, разрушенные дома и много людей, которые отказываются давать интервью. В суматохе трудно что-либо понять, хотя в пресс-релизе сказано, что «разобраться в конфликте – главная задача режиссера». Подливает масла в огонь и сама Ольга Дарфи. Целый ряд людей (среди них ветеран Великой Отечественной войны, общественные деятели, представители властей) все же согласились обстоятельно поговорить об августовских событиях 2008 года. Но их интервью при монтаже режиссер зачем-то обрывает на полуслове, сознательно или невольно добившись того, что зритель начинает элементарно путаться в сказанном. Сбивает с толку и некачественный звук, постоянно дрожащая кинокамера, которую режиссер не выпускает из рук, и попадающие в кадр посторонние предметы, которые можно было элементарно вырезать, сосредоточившись на судьбах, на причинах конфликта или на его последствиях.

В газете, выпущенной специально к премьере фильма, сказано, что творчество Ольги Дарфи связано с Театром.Doc, поскольку документалист работает в жанре вербатим. Вербатим – это документальный театр, который типологически соответствует литературе нон-фикшн. Произведения стиля вербатим полностью состоят из реальных монологов или диалогов обычных людей. Доказано еще Михаилом Роммом: там, где прошла война и есть общая боль, искусственная драматургия не нужна. Лучший материал – судьбы конкретных людей. Но сосредоточиться на характерах, взглядах, жестах почти невозможно: камера то и дело дрожит, создавая эффект сбивчивой съемки. Кроме того, зрителю без конца пытаются навязать историю про Вано, который за весь фильм в кадре так и не появился. В середине картины Дарфи сообщает, что получила от него эсэмэску: уйдя в горы, он с сообщниками сжег паспорта, чтобы «избавиться от частной собственности». В таком случае, почему он не сжег свой мобильник? В завершение картины режиссер опрашивает грузинских детей. И эти кадры, хотя и выбиваются из стилистики всей картины, выглядят, наконец, правдоподобно, как и положено в документальном кино.