Психоз и ремиссия

Гофмановская новелла о власти механизмов, машин над людьми и глубинных казусах психики давно служит танцу. По ее мотивам поставлен классический балет «Коппелия», в котором, впрочем, от литературного замысла практически ничего не осталось, кроме самой идеи о влечении человека к кукле. Изменился даже жанр, и трагедия стала комедией. Другое дело – балет Шпука. Автор старался удержаться в лоне «нуара», и канва в целом соблюдена: некий юноша не может избавиться от детских неврозов и смотрит на мир через кривое зеркало смятенной психики, отчего и путает куклу с живой девушкой, что приводит к попытке убийства собственной невесты и к сумасшествию.

Шпук построил спектакль на идее дурной повторяемости. Если одна из музыкальных партитур балета называется «Ребенок зажмурился», будьте уверены: герой не раз и не два закроет глаза. Юноша все время танцует одно и то же соло, так что можно заподозрить, что это не прием, а нехватка пластических идей у хореографа. Невеста неуравновешенного героя вежливо взаимодействует с женихом в затянутых дуэтах (от танцев остается стойкое впечатление общего места). Окружающее общество (все, разумеется, в черном) два действия с мрачным видом прогуливается вокруг. Родители нервного ребенка (герой в детстве) пару раз показывают свой якобы «убийственный» для психики сына дуэт, в котором, ей-богу, нет ничего такого, чтобы спровоцировать нервный срыв, разве что скуку. Сам ребенок тупо, как маятник, раскачивается на деревянной лошадке или подглядывает за взрослыми из-под стола, а рядом, как паук, копошится и мерзко потирает руки (так, что жест выучишь наизусть) сутулый урод, он же Песочный человек. Его повадки и внешний вид потом перейдут к мастеру кукол, что наглядно шокирует уже взрослого героя. Творение мастера, белокурый «механизм», похожий на валькирию, танцует классическую вариацию, которая пленяет сдвинутого по фазе юношу. В финале невеста, как и в новелле, выходит замуж за другого. Шпук сочинил от себя постскриптум: ее сын точно так же, как бывший жених в детстве, качается на игрушечной лошадке, не обращая внимания на материнскую ласку и пугая окружающих неулыбчивым лицом.

Увы, в балете нет Гофмана. Нет постепенного и неумолимого нагнетания ужаса, «двоемирия» внешнего и внутреннего, исследования мистической тайны, скрытой в социуме, и глобальной власти рока. О зыбкости границ между сном и явью и виртуозном исследовании чувства страха тоже забудьте. Все очевидно с самого начала. Царит протокол, перечисление и буквальность. Вот вам норма, а вот – отклонение от нее, «психоз–ремиссия–психоз». От постановки отдает расхожим Фрейдом: если вывалить из души подавленные детские воспоминания, у больного все будет хорошо. В итоге героя с невнятными мотивировками душевной болезни хочется просто отправить в поликлинику.

Спектакль Шпука – пример того, что в балетном спектакле любая концепция не работает, если хореографическая мысль буксует. Какой благодатный материал был в распоряжении постановщика! Три разных композитора – Роберт Шуман, Альфред Шнитке и Мартин Доннер. И рассказ, в котором одно лишь описание Песочного человека дает бесценный материал для режиссера. («Это такой злой человек, который приходит за детьми, когда они упрямятся и не хотят идти спать, он швыряет им в глаза пригоршню песку, так что они заливаются кровью и лезут на лоб, а потом кладет ребят в мешок и относит на луну, на прокорм своим детушкам, что сидят там в гнезде, а клювы-то у них кривые, как у сов, и они выклевывают глаза непослушным человеческим детям»). Нет, Шпук придумал, как осовременить старую историю. Гофмановские фантасмагории погружены в стилизацию старых немецких фильмов ужасов 1920-х годов: холодный «дневной» свет, резкие тени, мрачный колорит и дощатый задник, скрывающий стерильно белую лабораторию манипулятора, в которой делают человекообразных кукол и тут же вырывают им глаза. Это сделано по-своему изящно, но чересчур уж прямолинейно. В итоге спектакль, на входе заигрывающий с бурным романтизмом и с не менее буйным экспрессионизмом, на выходе почти лишен вкуса, цвета и запаха. Зато зрители-психиатры наверняка испытают удовлетворение. Герою балета можно запросто ставить диагноз «паранойя».