За Маркса и за Марусю

Первый тренд, сразу бросающийся в глаза, – экзотико-эротический. Целая серия фильмов, особенно в «Панораме», была посвящена судьбам культовых порнофильмов и порноактеров. К ним здесь относятся уважительно и рассматривают как персонажей, имеющих отношение к культуре. Вот «Лавлейс» Роба Эпштейна и Джеффри Фридмана – история исполнительницы главной роли в фильме «Глубокая глотка», ставшем пиком сексуальной революции 1970-х. Девчонка из рабочей семьи вознеслась на вершину скандальной славы, чтобы потом бежать от нее, как черт от ладана, и стать ярой противницей того жанра, который сделал ее всемирно знаменитой. Вот «Интерьер. Кожаный бар» Джеймса Франко и Трэвиса Мэтьюса – реконструкция сцен, вырезанных цензорами из фильма Уильяма Фридкина «Разыскивающий» 1980 года, в котором Аль Пачино в роли полицейского агента охотился на серийного убийцу в гей-барах с садомазохистским уклоном. Плюс было множество картин о трансвеститах и транссексуалах – реальных и вымышленных, знаменитых и рядовых. Одним из самых популярных фильмов «Панорамы» оказался «Фрэнсис Ха» Ноа Баумбаха – о двух подругах и бывших любовницах, которые плывут по волнам нью-йоркской богемной жизни.

Второй тренд – документальный. Здесь тоже было немало опусов о современных декадентах – например, «Голая опера» Ангелы Кристлеб, хроника жизни смертельно больного оперного фаната, который ездит по премьерам с молодыми компаньонами. Но на первый план вышли фильмы, затрагивающие острые политические темы. Приз публики в документальной секции «Панорамы» достался картине «Акт убийства» Йошуа Оппенгеймера. Это эксперимент погружения в трагедию полувековой давности, когда в Индонезии после военного путча на волне антикоммунистической истерии было уничтожено ни много ни мало миллион человек. Режиссеру удалось не просто уговорить убийц предстать перед камерой, но и проследить их поразительную трансформацию. Сначала они чувствуют себя практически героями славной войны и охотно рассказывают про методику бойни. Мало того, они охотно надевают костюмы и входят в роли суперменов, думая, что участвуют в голливудском фильме экшн в качестве кинозвезд. Но постепенно погружение в детали чудовищных событий заставляет их впервые посмотреть на произошедшее с точки зрения жертв: кино становится реальнее самой жизни.

Третий тренд – гуманитарный, и здесь уже не так важно, документальный фильм или игровой. Главное, чтобы он говорил о том, что волнует неравнодушную, политизированную берлинскую публику. Вот лишь несколько примеров. «Мир не для нас» датского режиссера Махди Флейфеля, который рассказал о лагере палестинских беженцев в Ливане, где сам вырос. «Люймовый Аллах» канадки Барбье-Лавалетт – о женщине-враче из Квебека, лечащей беременных палестинок в другом палестинском лагере на Западном Берегу Иордана. «Сальма» англичанки Ким Лонгинотто – о юной индианке, которая вырвалась из гетто, предназначенного для мусульманских женщин, и стала известной поэтессой. Все это типично берлинское кино, политически корректное и ангажированное.

В параллельные программы Берлинале вписались и две российские ленты. В секции Generation показали российско-французскую копродукцию «Маруся» Эвы Перволовичи – историю русской девочки, заброшенной судьбой в Париж и познавшей его совсем не с парадной стороны. Это вполне в духе Берлинале – сочувствовать гонимым, униженным и угнетенным. В программу «Форума» охотно включили «За Маркса…» – политическую притчу о попытках рабочих сталелитейного завода организованно противостоять капитализму в диком российском варианте. Картина прошла при полных залах и многих заинтриговала, так что сообщения некоторых предвзятых российских журналистов о ее «провале» не отвечают действительности. Фестивальная пресса, в частности, влиятельная газета Variety, охарактеризовала ленту Светланы Басковой, снятую в стилистике соц-арта, как нечто среднее между «ретро-агитпропом» и «постмодернистской шуткой, доведенной до предела». В любом случае этот фильм, как и представленная в конкурсе «Долгая счастливая жизнь» Бориса Хлебникова, засвидетельствовал некий градус социальной активности. Именно этого давно ждут в Берлине от российского кино – и, кажется, на сей раз все-таки дождались.