Posted 18 февраля 2004,, 21:00

Published 18 февраля 2004,, 21:00

Modified 8 марта, 09:44

Updated 8 марта, 09:44

АКТЕРЫ У СТАНКА

АКТЕРЫ У СТАНКА

18 февраля 2004, 21:00
АКТЕРЫ У СТАНКА

Одной из самых запоминающихся сцен прелестного и нежно-любимого фильма «Берегись автомобиля», безусловно, была сцена репетиций «Гамлета» в самодеятельном театре. Деятельный, самодовольный и глуповатый Режиссер (Евгений Евстигнеев) самозабвенно уверял Гамлета (Иннокентия Смоктуновского), Лаэрта (Олега Ефремова) и всех собравшихся: «насколько бы лучше играла Ермолова по вечерам, если бы днем она стояла у станка!». Фраза стала крылатой, над ней смеялись, ее повторяли. Представить Ермолову, которая днем производит «мыло», а вечером играет Жанну Д`Арк, было забавно. Никто и подумать не мог, что не пройдет и сорока лет, как она будет звучать абсолютной констатацией факта.

Нынешние Ермоловы и Мочаловы в подавляющем большинстве днем «стоят у своего станка». Не знаю, заняты ли они при этом и экспроприацией машин, как благородный вор Юрий Деточкин. Но они стали владельцами предприятий, преуспевающих и не очень, хозяевами ресторанов, кафе, магазинов. Снимаются в рекламе и мыльных сериалах, ведут телепрограммы, мотаются «чесом» по всей стране. Они знают наизусть расписание поездов и самолетов. Они прибегают в театр к первому звонку, торопливо гримируются – и «на выход». А выходя на сцену, играют так, как будто в глазах «станки, станки, станки».

Странно читать рассуждения о «падении профессионализма» в актерской профессии, о том, что профессиональный театр опасно близко подошел к грани, отделяющей его от самодеятельности. Он не подошел к этой грани, он ее давно и успешно перешагнул. И по академическим подмосткам давно и успешно бродят толпы «любителей», для которых театр – хобби, или давняя привязанность, или место хранения трудовой книжки. Но никак не основное место работы. Они серьезно, вдумчиво и на износ работают где угодно. А в родной театр приезжают «отбыть номер», и то в качестве одолжения небесам. Выходит такой «шестой подползающий» подпереть колонну, а в голове крутится счетчик: сколько же он, любимый, потерял за вечер. А ведь мог бы у станка…

Сегодняшнему актеру некогда репетировать, нет времени для «долгого разговора с ролью». Где уж там «создавать» роль, когда текст выучить некогда. Это Станиславский каждый день разминал голос и мышцы. Придумывал приспособления и этюды. Залезал под стол, чтобы найти «самочувствие мыши». У нормального актера сегодня разговоры о Станиславском вызывают раздражение. Делать ему было нечего! Вот и творил! Какие этюды, какое проникновение в текст, когда нет сил для получасовой разминки и настройки.

Выясняется, что «станок» – штука засасывающая. Нельзя поработать и отойти, заняться творчеством. Отойдешь, а он, проклятый, все крутится.

«Да, дела на стороне портят актеров, мешают работе, разрушают театр. Но что делать? Актерам надо на что-то жить! На зарплату в театре не протянешь. Поэтому приходится закрывать глаза», – объясняют художественные руководители. На официальную театральную зарплату (даже ведущего актера академического театра) не проживешь. И фраза: «Только не занимайте меня в спектаклях, я сейчас очень загружен», – звучит даже в самых благополучных театрах. Занятость в репертуаре, новая роль воспринимается не подарком, а наказанием, помехой. И появляются театры, где годами не репетируется новый спектакль.

Хорошо было Ермоловой: с зарплатой, сопоставимой с жалованьем министра царского двора, ее уж точно нужда не гнала идти «на сторону» рекламировать пиво или прокладки, открывать «блинную» или «чайную». Она могла себе позволить роскошь или прихоть быть актрисой, и только актрисой.

Разрушает ли театр сложившаяся ситуация? Безусловно! Опасна ли она? Трудно сказать. На все тревоги обычно есть универсальный ответ: театр стоит столько столетий, прошел через революции и смены режимов, крушения империй, войны, разделы и воссоединения стран… Он так привык применяться ко всем предлагаемым обстоятельствам, что кажется: несть ему конца. Но ведь когда-то казалось, что и лесам конца не будет, и реки никогда не иссякнут… А вдруг стало понятно, что срубят еще одно-два-пять деревьев, и леса нет. В толпе «любителей» редкими деревьями еще возвышаются актеры-профессионалы, для которых сцена – место жизни, актеры, готовые репетировать сутками и годами. Есть театры-заповедники, живущие так, как будто станки еще не поступили вплотную. Но они висят на тонкой ниточке энтузиазма. Это страшно. Исчезнут эти зеленые островки, и некому будет давать кислород и надежду, некому будет оправдывать наше существование. Не знаю, правда ли, что Господь Бог терпит Землю, пока на ней сохраняется хотя бы с десяток праведников. Но театр стоит, пока остаются чудаки, считающие, что станки – отдельно, а театр – отдельно.

"