Posted 18 января 2004,, 21:00

Published 18 января 2004,, 21:00

Modified 8 марта, 09:47

Updated 8 марта, 09:47

Малоснежное русское лето

Малоснежное русское лето

18 января 2004, 21:00
В минувшие выходные в московском Театральном центре «На Срастном» была представлена премьера пьесы «Сон в летнюю ночь». Обещанная режиссером Владимиром Епифанцевым театральная «оргия» с «выдавливанием кровавого паштета» оказалась зрелищем скорее добросовестно-скучноватым, чем шокирующим.

Современные театральные спектакли трудно поддаются классификации. И все же существуют спектакли – художественные произведения. Существуют постановки, относящиеся к категории «коммерческого продукта». Наконец, есть спектакли в стиле «трэш» (по-русски: в «мусорном» стиле). Последние развлекают подуставших от «высокого» и «коммерческого» театралов, разнообразят театральный пейзаж своими причудливыми образами и... достаточно сильно захламляют театральное пространство.

Режиссер Владимир Епифанцев – один из лидеров этого самого «трэша». В списке его режиссерских работ «Сон в летнюю ночь» уже третье обращение к Шекспиру (до этого были спектакли-инсталляции по «Ромео и Джульетте» и «Макбету»). Жаждущих новых открытий Шекспира зрителей аннотация спектакля предупреждала, что на сцене «потерянные в сибирских буреломах люди ищут дорогу к храму – к святилищу кровавой оргии, которая их повязала одной тяжкой тайной: любовное зелье превратило их в свирепых сексуальных хищников. Теперь им остается только достичь желанного состояния разрушительного оргазма (…) – персонажи «Сна» понимают, что единственным выходом из этого кошмара может быть только выдавливание из себя кровавого паштета».

Однако, как выяснилось на премьере, решительно никаких сексуальных оргий на сцене не происходит. Хотя периодически струится дым, колышется красный задник, присутствует обнаженная до пояса девушка-эльф, время от времени даже раздаются «эротические» стоны и рычания (Владимир Епифанцев давно известен как мастер звуковых эффектов). По ходу спектакля наверху, на экране, идут кадры, в которых две парочки – Гермия и Лизандр, Елена и Деметрий – блуждают по зимнему лесу и занимаются... мордобоем, постепенно покрываясь кровью и синяками. Они мутузят друг друга из ревности, из желания отвязаться от надоевшего партнера и от приступов любовной лихорадки. О страсти к «театру жестокости» Владимира Епифанцева не рассуждал только ленивый, но, надо сказать, что с каждым новым его спектаклем кровь все необратимее становится лишь клюквенным соком.

«Мусорные» спектакли обычно строятся на одной-двух коротких мыслях, иногда образах, иногда виньетках на полях литературной классики. Глядя премьеру, легко представить, как, читая шекспировский текст, Владимир Епифанцев вообразил снежный лес (сон, конечно, в летнюю ночь, но такое уж в России лето – короткое, но малоснежное ). Представил мужчину, который ногой бьет в лицо пытающуюся задержать его женщину, кровь на снегу, даму с дубиной, преследующую подругу, парней, молотящих друг друга до юшки из носу... Словом, образ сильный, но не очень поддающийся развитию. Хотя в трэш-спектаклях образы развивать не обязательно и строить на них что-то необходимости не возникает. В зале всегда найдется поклонник, который воспримет идею режиссера и, покопавшись в собственной памяти, выстроит цепочки прототипов: эта картинка взята из того фильма, а эта – отсюда, а тут обыгрывается газетный комикс. Среди многочисленных «цитат», заимствованных Епифанцевым из очень разных источников, стоит упомянуть лишь одну. После «Мастера и Маргариты», привезенных в Россию режиссером Франком Касторфом, было понятно, что экран, подвешенный над сценой, переброска действия: с экрана на сценическую площадку и обратно, быстро войдет в наш театральный быт. Вот и персонажи Епифанцева становятся периодически зрителями фильма о себе.

Они то бегают на экране по лесу, то на сцене в медитативном ритме музыки группы MZ-412 заворачиваются в белые марлевые лоскуты, принимают неподвижные позы, сомнамбулически бродят из угла в угол. Пожалуй, самый живой и театральный момент спектакля – выход, точнее «вывоз», полуголой девушки в раме, замотанной в бинты. Мужчина и женщина с двух сторон пытаются прорваться друг к другу через бинты, разрывают их и сливаются... в долгожданном экстазе.

Режиссер с репутацией «самого брутального деятеля нашего театра» в этой постановке вдруг предстал неожиданно скромным, скучноватым, даже пресноватым. А обещанная оргия неожиданно напомнила классический ответ на экзамене по истории театра: «Оргия – это когда греческие колхозники и колхозницы собирались и водили хороводы».

"