Криптограмма судьбы

Когда с Анатолием Смелянским мы задумывали книгу «Режиссерский театр», куда хотелось собрать самых главных людей театра со всего мира, – в список лиц для разговора вошли Давид Боровский, Михаил Ульянов, Петр Фоменко, Михаил Козаков. К ним всем на интервью Анатолий Миронович отправил меня (чему я тогда сильно удивилась): «Это же всё ваши друзья, вам с ними будет куда проще!» – «Именно поэтому пойдешь ты, мы слишком давно и хорошо знаем друг друга».

Герои цикла «Силуэты» – не только знаковые люди целой театральной эпохи, но и близкие друзья, важные персонажи в судьбе автора передачи. Отсюда двойная интонация повествователя.

«Силуэты» логически продолжают серию телепередач, посвященных первым сюжетам русской сцены, Смелянский здесь историк, рассказывающий об опорных людях театра второй половины ХХ века, тех, на ком отечественный театр стоял всей своей тяжестью, на кого опирался и кого давил. В герои «Силуэтов» выбраны люди, которые десятилетия держали театральное небо и планку профессии.

Однако в «Силуэтах» Анатолий Смелянский выступает еще и как мемуарист, перелистывающий страницы собственной жизни.

Прекрасный критик, самый взыскательный зритель, он прекрасно видит своих героев из зрительного зала. Улавливает сердечную горькую тоску в усталой интонации Цезаря-Ульянова: я не знаю, что делать… Замирает от яростной бойцовской энергии Шейлока-Козакова. Запинается на входе в зал «Таганки», где на полу лежат зарубленные Елизавета и ее сестра-процентщица. Следит за режиссерским куражом, с каким Петр Фоменко выстраивает сцену бунта Максудова в «Театральном романе». Умеет рассказать об этом пластично, ярко, передавая эмоцию и общий план, вписывая конкретный спектакль в общую панораму искусства и жизни.

Но как человек, бывший долго и близко рядом, он знает и «сор», из которого рождаются открытия. Как, ища тропинку к своему Наполеону, Ульянов вздохнул: император, а со своей бабой сладить не может, прямо как я. Или, как, гуляя по своему дачному поселку, Давид Боровский увидел затоптанную в грязь борону, которая подсказала решение «Деревянных коней»…

Сочетание исторического и личного планов дает объем тому, что скромно названо «Силуэтами». В получасовую передачу Анатолий Смелянский успевает вместить жизнь и судьбу. Точки взлетов и моменты сломов, крутые виражи и тягостные минуты простоя. Впустить людей – партнеров и оппонентов, последователей и ниспровергателей. Фотографии, фрагменты фильмов, уникальные документальные съемки напомнят вкус и цвет отошедшего времени, которое Фоменко определил словами поэта Бориса Рыжего: «Как хорошо мы плохо жили».

Михаил Ульянов всю жизнь считал себя везунчиком – из поколения родившихся двумя-тремя годами ранее всех забрали на фронт, где из сотни выживали трое. Давид Боровский с благодарностью вспоминал все свои театральные университеты в мастерских театров Киева. Михаила Козакова сформировал писательский дом, куда вечером «на огонек» заглядывали Шварц и Зощенко, разговоры до утра о литературе и не только. Все герои передачи по-разному, но соединяли культурные эпохи, связывали времена. И с их уходом стали ощутимы оборванные нити традиций (не только тех, которые можно определить искусствоведчески).

У Тынянова замечено, как в одночасье «перестали существовать люди двадцатых годов с их прыгающей походкой. Время вдруг переломилось». Мы не успели отрефлексировать ушедшую эпоху, осознать масштаб потерь.

Анатолий Смелянский не делает общих выводов. Холодный взгляд историка то и дело уступает место эмоции очевидца. И рвется фраза, когда автор передачи пытается повторить слова из любимого стихотворения Петра Фоменко о загнанной усталой лошади, которая вопреки всему поднялась и пошла: «И всё ей казалось – она жеребенок. И стоило жить и работать стоило»…

Эпохи всем выпадают разные, изживает время каждый в меру отпущенных души и таланта. Эти четверо жили ярко, достойно, мужественно, азартно. «Олег, без тебя скучно», – выдохнул на вечере памяти Ефремова Михаил Ульянов («послал фразу куда-то на галерку, к ушедшему другу обращаясь»). Без этих людей наш театральный ландшафт сильно поскучнел и уменьшился.