Дирижер Максим Шостакович

– Максим Дмитриевич, ваш отец доверил вам первое исполнение Пятнадцатой симфонии. Он давал какие-то указания на репетициях? Объяснял, как нужно играть тот или иной момент?

– Отец не любил объяснять свою музыку, рассказывать дирижеру, о чем она написана, или давать советы. Никогда не было такого, чтобы на репетициях он предлагал музыкантам какие-то образы, объяснял драматургию симфонии. Если он доверял дирижеру, то во время репетиций вносил в его работу только маленькие штрихи. Говорил, что нужно где-то сыграть громче, тише, быстрее, медленнее. Чем меньше отец давал указаний, тем больше было его доверие. Мне он тоже особо не объяснял своей музыки. Я понимал, что это признак доверия ко мне, и очень это ценил.

– Вы часто бывали с отцом на репетициях?

– Так получалось, что я всегда был рядом с отцом. В детстве, когда в нашей квартире репетировал квартет имени Бетховена, я всегда сидел и слушал. Музыканты квартета работали в разных местах, собирались поздно, репетиции затягивались, но я стойко сидел с ними допоздна. Кроме того, отец брал меня на концерты и репетиции не только своих, но и чужих сочинений. Когда мы возвращались домой, он говорил со мной о том, что мы только что услышали, рассказывал, что было хорошо, что плохо. А я все это, что называется, наматывал на ус, и это сыграло очень большую роль в формировании моего собственного музыкального вкуса.

– Когда вы решили стать дирижером?

– Немного позже, в 1946 году. Я был на репетициях Восьмой симфонии Шостаковича, которой дирижировал Евгений Мравинский. Меня настолько потрясло то, как он дирижировал, как от движения его рук возникала музыка, что я решил стать дирижером. Отец меня очень поддерживал. Хотя считал, что я должен сначала научиться играть на рояле.

– Вам никогда не хотелось сочинять музыку?

– Я всегда считал, что одного композитора в семье вполне достаточно. А потом, я хорошо помню фразу отца, что музыку нужно писать только тогда, когда не можешь ее не писать. Меня в детстве не раз спрашивали: «Сколько твой папа получает за симфонию?» И удивлялись, узнав, какие за это платят копейки. Но я знал, что если бы отцу приходилось, предположим, платить за возможность написать симфонию, он бы, наверное, сделал это. И пошел бы работать кем угодно, хоть дворником. Он сочинял музыку, потому что не мог ее не сочинять.

– Правда ли, что вы написали воспоминания о своей семье?

– Наш друг, священник Михаил Ардов записал воспоминания о детстве мои и моей сестры и сделал из них книгу. Многим она нравится именно потому, что это не профессиональный, музыковедческий труд, а воспоминания о том, как мы жили. Что происходило у нас дома, какая у нас была собака, как папа к ней относился, как он работал. Одним словом, семейные воспоминания.

– У вас сейчас есть собака?

– У меня всегда есть собака, я без собаки не могу.

– Чем занимался ваш дед с отцовской стороны?

– Мои предки занимались точными науками. Отец моего отца, Дмитрий Болеславович, занимался статистикой, точными науками и работал в Палате мер и весов в Санкт-Петербурге. Кстати, там сейчас есть небольшой музей, где его рабочий кабинет сохранен таким, каким он был при жизни деда. А отец моей матери был морским юрисконсультом и работал в петербургском порту.

– В 80-х годы вы эмигрировали в Америку, а потом вернулись. С чем это связано?

– Я вернулся вместе со своей семьей, потому что понял: в Америке мои дети теряют язык, начинают говорить по-русски с акцентом, теряют культуру. Это было неприятно. Я понимал, что еще немного, и они будут не русскими, но и не станут настоящими американцами, потому что по-английски они тоже говорили с акцентом, и сверстники их за это дразнили. Мы приехали в Россию, чтобы дети сохранили свою культуру и язык.

– А сейчас вы больше проводите время в России или на Западе?

– В России конечно. Здесь учатся мои дети, а где дети, там и отец. Мы обосновались под Петербургом, в Павловске. Там моя жена Марина организовала школу для детей. Мы хотим, чтобы в России были хорошие школы, не хуже, чем в Англии или в Швейцарии. Марина у меня энтузиаст. Она организовала уже две школы – в Павловске и в Санкт-Петербурге – и занимается строительством третьей. Мы хотели открыть ее к столетию Шостаковича, но возникло много проблем. Оказалось, что заниматься благотворительностью нелегко, все время, как ни странно, возникают какие-то затруднения. Все обходится очень дорого.

– Вы интересуетесь какой-нибудь музыкой кроме классической? Нравились ли вам в молодости, например, Beatles?

– Я не очень люблю, когда играет группа. Непонятно, где творческое начало. А оно обязательно должно быть. Поэтому я люблю джаз, там есть солист, а остальные ему аккомпанируют.

СПРАВКА

Дирижер Максим ШОСТАКОВИЧ родился 10 мая 1938 года в Ленинграде в семье композитора Дмитрия Шостаковича. Окончил Центральную музыкальную школу при Ленинградской консерватории и фортепианный факультет Московской консерватории. С 1964 года работал ассистентом дирижера Вероники Дударовой в Московском государственном симфоническом оркестре. С 1965 года был ассистентом Евгения Светланова в Государственном симфоническом оркестре СССР. С 1967 года возглавлял Симфонический оркестр Центрального телевидения и Всесоюзного радио. В 1981 году эмигрировал в США, гастролировал в разных странах мира. В 1994 году впервые после долгого перерыва выступил в России с Академическим симфоническим оркестром Санкт-Петербургской филармонии. С 1997 года вместе с семьей живет в Санкт-Петербурге. Основу репертуара дирижера составляет симфоническое наследие его отца.