Finita la сomedia

В предисловии к своим программным «Шести персонажам в поисках автора» Пиранделло подробно излагает историю возникновения пьесы. Рассказывает о том, как придумал героев, но не захотел писать о них, а придуманные образы мучили его своей «недосозданностью». И тогда он решил написать драму о «нереализованных персонажах», чья жизненная история так и не нашла художественного воплощения. Размышления о взаимодействии игры и реальности, искусства и жизни станут центральной темой его драматургии.

Мастер сложных театральных построений Стефан Брауншвейг виртуозно умеет извлекать театральную энергию из столкновения условности и жизнеподобия на сцене. Так, в его давно приезжавшем в Москву «Вишневом саде» роль Фирса играла... большая марионетка, изначально противопоставленная всем обитателям усадьбы Раневской. В финале брошенная кукловодами обездвиженная и забытая кукла воспринималась одним из самых пронзительных символов умирающего дома и мира.

В своих «Шести персонажах» Брауншвейг резко поделил пространство «игры» и «реальности». Справа на сцене – профанное пространство обычной репетиционной комнаты с квадратным рабочим столом, стульями, кожаным диваном. Слева – сакральный «белый» четырехугольник, где живет искусство, который Брауншвейг оснастил разнообразными возможностями театральных иллюзий. У каждого вошедшего вырастает гигантская черная тень на заднике сцены, из коллажа теней возникают завораживающие живые картины. Растут и уменьшаются размеры персонажей: кто-то выходит на первый план, кто-то съеживается в зависимости от его места в разворачивающемся сюжете. То на заднике возникают видеопроекции: иногда это рябь водоема, где утонула младшая дочь, иногда – видение воронки воспоминаний, из которой вдруг вырастает гигантская фигура содержательницы веселого дома мадам Паче – вульгарной женщины в красном платье.

Центральной фигурой пьесы в версии Брауншвейга становится свободно перемещающийся в обоих пространствах Режиссер. Режиссер – смешной, нелепый, взъерошенный – выступает своего рода посредником между нетерпением актеров, почувствовавших возможности новых ролей, и эгоизмом персонажей, решительно не принимающих никаких трактовок, искажающих их облик и интонации.

Центральная сцена этой масштабной и прекрасно выстроенной постановки – сцена репетиции, когда актеры пробуют сыграть кусок рассказываемой истории. Вначале персонажи – Отец и Падчерица – показывают эпизод, в котором отец не узнал выросшую падчерицу в новенькой обитательнице публичного дома и чуть не совратил ее. Потом актеры пытаются сыграть сцену по-своему: испуганная брюнетка сменяется развязной блондинкой, а смущенный посетитель – грубоватым ловеласом. Взрыв негодования прекращает актерскую пробу, и персонажи снова показывают, как это было в реальности, а актеры, вооружившись камерами, фиксируют все детали и жесты. «Бросьте вы свою правду! Вы в театре! И правда здесь хороша только до известного предела!» – кричит режиссер, в котором можно угадать альтер эго постановщика. Попадая в лучи рампы, «правда факта» преображается, как Золушка, надевшая бальное платье и золотые туфельки, – ее невозможно узнать и трудно отвести взгляд... Профи Стефан Брауншвейг умеет показать все очарование и возможности театра, как умеет показать его штампы и грубость.

В финале французской постановки персонажи уходят в экранное пространство, актеры расходятся, обескураженные после репетиции. И только режиссер еще задерживается в пространстве сцены, когда с грохотом рушится белый задник. И как материализация страшных снов любого режиссера – в проеме возникает черная фигура Автора в белой маске и с пистолетом в руке. Разгневанный Пиранделло убивает очередного нахала, покусившегося на его пьесу. Finita la сomedia.