От орденов до плесени

После нескольких проектов в Третьяковке, а в особенности после скандала вокруг выездной парижской выставки (той, что потрясла нашего министра культуры видом целующихся милиционеров), направление, известное как соцарт, стало вдруг страшно актуальным. Хотя, казалось бы, им переболели еще 1990-е, когда едва ли не в каждом художнике виделся соцартист (по аналогии с американскими апологетами поп-арта), а в каждой картине – издевка над советским стилем.

В нескольких словах суть этого чисто постмодернистского течения такова: художник разоблачает тоталитарный стиль его же методами – берет плакатные образы, официальные символы и знаки и вставляет их в такой антураж, в котором они приобретают прямо противоположный смысл. Под вождями сдуваются пьедесталы, красный флаг рекламирует газировку, а монструозные Рабочий с Колхозницей превращаются в диснеевских мышат. Вообще, самым простым примером соцарта служит политический анекдот типа «Летят Брежнев, Картер и Хоннекер на самолете…» (и далее по сюжету). И именно таким образом – полуанекдотически – соцарт реанимируется сегодня под видом голубых ментов (работа «Эра милосердия» группы «Синие носы»).

Начавший свой нонконформистский путь в 70-е, скульптор Борис Орлов вполне вписывается в соцарт по набору эмблем. Его фирменный конек – ордена, превращенные в силуэты (плашка – туловище, медаль – голова). Из этих идолов составляются колесницы с римскими героями, трибуны с вождями и почетные доски из красных уголков ЖЭКа. Из орденских плашек возникают иконостасы (или особые походные алтари-парсуны). В узнаваемом арсенале Орлова – деревянные бюсты физкультурниц и рабочих-тружеников с архитектурными излишествами, словно бы оторванные от одной из сталинских высоток. К слову сказать, художник сделал еще и серию фотоколлажей, где детали ампирного декора метро (например, станция «Таганская») стыдливо прикрывают обнаженные тела натурщиц.

Между тем, кураторы проекта не устают подчеркивать, что палитра Бориса Орлова куда как больше, чем армейский кумач, а идеи куда как глубже, чем критика советской идеологии. Можно даже сказать, что нынешняя выставка сделана в пику Третьяковке с ее нацеленностью на анекдот. На ней всячески педалируется мысль о том, что наш художник занят более крупными вещами. Его интересует не совок, а империя вообще. И тут же на зримых примерах показано, как работы Орлова адресуют нас к древнеримским триумфам императоров, а то и вовсе к доисторическим культам силы и славы.

В принципе, здесь не поспоришь – ни один из актуальных художников не хочет быть заурядным пересмешником. Но вот в чем фокус: чем дальше Орлов удаляется от соцарта с его ироничным запалом, тем более предсказуемыми и клишированными становятся его работы. Взять, например, серию картин, когда хрестоматийные фотографии из советских газет покрывает подобно плесени хохломская роспись. Тут, заигрывая с фольклором, он и вовсе вступает на зыбкий путь экспортной торговли чисто русским духом. И чем дальше множит Орлов ряды орденов и медалей в надежде высечь из них искру чистого искусства, тем скучнее становится зрителю.

После прохода по четырем этажам Музея современного искусства, кажется, что наблюдаешь разрастания одного произведения, где заявленная глубина превращается в чистой воды декор. И если бы не было на последнем этаже ранних работ скульптора из 1970-х (где соцартом и близко не пахнет), критик мог бы сказать, что Третьяковка точно победила. Хотя бы по части креатива. Но именно ранние вещи – композиции с элементами мистического сюрреализма (в духе Кирико) с намеками на реальную древность, прорастающую сквозь ткань сегодняшнего дня, заставляют поверить в неординарность автора.

Вывод же довольно прост и парадоксален: как ни крути, но соцарт – это искусство, замешанное на критике идеологий. Его актуальность сегодня – отнюдь не музейная, а вытекает из состояния умов. Когда же из него изымают критический элемент, направленный против власти, он оказывается либо экспортной выставкой для Парижа под бдительным оком министра, либо хохломскими росписями поверх газетных снимков.