Шекспир в стиле милитари

На сцене многоярусные, мерцающие металлическим блеском подвижные «леса» с лестничными переходами (сценограф и художник по костюмам – Даниил Ахмедов) – это нечто среднее между казармой и тренажерным залом, дающим выход молодецкой удали. Дополнительные атрибуты декораций вырастают по мере необходимости из-под сцены и исчезают тем же путем. Молодые парни в условно-солдатском исподнем наполняют ажитацией и звуками полкового оркестра пространство сцены – подобно московским театрам к большому празднику готовится военный гарнизон, амбициозный начальник которого замахнулся на постановку «Вильяма нашего…» (актуализированного Дмитрием Быковым). Если богатство выбора мужского контингента в таком месте очевидно, то из женщин в наличии оказались только представительница медсанчасти, красотка гарнизонного масштаба (Ольга Цинк) да еще не котирующаяся даже на «безрыбье» гарнизона повариха – подслеповатая толстуха на рахитичных ножках, украшенная ожерельем сосисок и увенчанная несоразмерным колпаком, в который, как в трубу, проваливается ее голова вместе с шеей. Само собой, первую назначают на роль милейшей Бьянки, и служивые с трепетом ждут распределения ролей, мечтая стать сценическим партнером вульгарно-сексапильной медички. А также в надежде избегнуть позора и насмешек, появившись даже на сцене в качестве ухажера очкастой стряпухи, которой по остаточному принципу досталась роль суфражистки-Катарины. Как ни многочисленны вакансии поклонников Бьянки, кому-то должно было не повезти: роль доминантного самца Петруччо, избравшего предметом воздыханий персонаж нелепой поварихи, достается салаге (Рустам Ахмадеев, выпускник мастерской Кудряшова) – в качестве очередного проявления дедовщины.

Кажется, протагонисты получили роли на сопротивление. Но «бесполая» повариха, вначале не верящая, что это ее собственный рот произносит столь дерзкий текст, постепенно начинает соответствовать прочитанному вслух по бумажке: снимает дурацкий колпак, высвобождая копну рыжих ведьмовских кудрей, вылупляется из шарообразного белого халата и являет миру изящную статуэтку – Чулпан Хаматову. Которая, блестяще отыграв клоунаду – ее образ заторможенной работницы пищеблока напоминает одновременно вахтанговскую комедию дель арте и полунинских «асисяев», – постепенно распробует роль взбалмошной, презирающей условности прелестницы, отлично владеющей кнутом – на случай объяснений с противоположным полом. И салага неожиданно вдохновляется – до сих пор его самого «чморили», а теперь у него есть возможность компенсации – примерить на себя роль укротителя. Однако роль укротителя скоро превращается в маску – солдатик нежно влюбляется в повариху, а Петруччио – в Катарину (кто из них, наукрощавшись за день, ночью тайно целует ножки измученной героине?) Тронутая любовью своего сценического жениха, Катарина нарочно подыгрывает ему в сцене с испытанием супружеской покорности. Но правда о гендерных взаимоотношениях в семье новобрачных раскрывается благодаря небрежно брошенной реплике «укрощенной»: «Иди сюда!» – Петруччио, забывшись, подобострастно срывается с места… и тут же ловит себя на проколе.

Шекспировская интродукция к «Строптивой», не имеющая отношения к сюжету пьесы, в которой некий лорд вместе со слугами разыгрывают пьяного простолюдина, в трактовке Феодори получила концептуальное развитие. Получился спектакль о постановке, за которой к тому же наблюдает взгляд критика! Ибо режиссер-военачальник по ходу действия регулярно подвергается культуртрегерским атакам со стороны супруги – филологини, сторонницы классических приемов в режиссуре (по неслучайному совпадению зовут новатора Константин, и, обращаясь к нему по имени, супруга всякий раз впадает в пафос Аркадиной). Это сегодня единственная работа несравненной Ольги Волковой на стационарной сцене, к тому же дающая актрисе возможность переиграть все бренды Шекспира – ее героиня периодически вторгается в действие, выходя в традиционном гриме с репликами от Джульетты, Отелло, Лира, Гамлета – а в финале героиня Волковой оказывается покорена мужниными (!!!) инновациями и одобряет его постановку от лица (маски!) самого Шекспира!

Стереоскопический ракурс режиссера безо всякой натяжки придал объем персонажам, обострил психологические нюансы и усилил комический эффект. Феерическая фантазия, театральность, актерская вовлеченность – Феодори, много работающий в провинциальных театрах лауреат «Золотой маски», дебютировал на московской сцене чрезвычайно убедительно!