Новгородский мечтатель

Почему «Садко»? Потому что премьера прошла в 1898 году в частной Опере Мамонтова. А Опера Мамонтова жила в особняке на Большой Никитской улице – по адресу, где теперь расположен «Геликон». Потому что в Москве оперу про новгородского гусляра последний раз показывали очень давно. И, главное, потому что музыка Римского-Корсакова (исполненная оркестром под управлением Валерия Кирьянова) упоительно «вкусна».

Сплав переосмысленных народных мотивов и авторской, слегка «вагнеровской» фантазии, правда, сокращенный театром – в основном за счет массовых сцен – где-то минут на 30. И сочные оркестровые краски, будь то картины океана и вообще вод (так и слышишь перекатывание волн, больших и маленьких), рассвет над озером, шествие морских чудищ или колыбельная Волховы. В либретто, написанном по мотивам древнерусских былин и сказок, есть слова, которые объясняются в буклете: не все знают, что такое «молодильнички душистые» и как выглядит «скатный жемчуг».

По мнению Дмитрия Бертмана, «Садко» – опера, во-первых, о нескольких мирах, в которых мы живем. Мир реальный, мир подводный (он же мир снов и подсознания) и мир горний, откуда, по сюжету, звучит мистический глас, превращающий подводную царевну в новгородскую реку, а загулявшего на дне Садко – обратно в земного жителя.

Во-вторых, это опера о семейных ценностях – герой в конце концов возвращается к жене и детям. Правда, не факт, что Садко (голосистый Игорь Морозов) в этом спектакле вообще куда-то ездил. Все подводное, как и сцена с иноземными гостями, герою, видимо, приснилось, когда его сморил сон в прогнившей лодке на берегу озера, после принятия на грудь пары бутылок горячительного. А во сне чего только не увидишь. В снах ты уже не непутевый неудачник. Не задрипанный простак, которого шпыняют влиятельные люди, а их прихлебатели ломают тебе гусли. Ты получаешь любовь экзотической красотки (Лидия Светозарова с хорошими колоратурами), папаша которой, Морской царь, с виду – папик-нувориш в блестящем пиджаке, восседает на обломках потонувших кораблей, строит куры сексапильной блондинке и с куражом выстраивает по ранжиру подчиненных чудищ голубоватых оттенков.

Во сне ты богатый пацан, и к твоим словам подобострастно прислушиваются. Развалившись, как свой, за столом, где заключают сделки, ты велишь иноземным гостям-миллионерам спеть о родинах (звучат знаменитые «Не счесть алмазов в каменных пещерах» и «О скалы грозные дробятся с ревом волны»). Когда веденецкий гость поет, присутствующим раздают карнавальные маски, и начинается гулянка с девочками. Индийский гость машет пальцами в перстнях, народ, как завороженный, не может оторвать глаз от блеска красивой жизни. Волшебная сказка перетекает в социальную сатиру.

Еще до премьеры Бертман обещал сполна использовать возможности большой сцены, оборудованной по последнему слову техники. Слово он сдержал. Сцена кружится, опускается, поднимается и катается, причем фрагментами: так герои оперы путешествуют с земли на морское дно и обратно. Задник – с помощью мультимедиа – изображает снег, дождь, блеск озера, голые зимние деревья и серую землю (притом что герои поют про зеленые луга и дубравушки). Или небоскребы с летающими машинками, как в фильме «Пятый элемент», а то и рыбки в пузырчатой водичке. Новгородская постройка – копия бывшего крыльца во дворе «Геликона» (ныне – ложа для почетных гостей), так насмешник Бертман буквально привязывает действие к помещению театра.

Садко в полотняной паре похож на фолк-рок-певца, его гусли подозрительно смахивают на гитару. И вообще, он мужик простой: надоело нытье жены Любавы (острохарактерное меццо Юлии Светозаровой) – по зубам ей, да так, чтоб свалилась на пол. Проснувшись после снов о шальном богатстве, которое Садко легко получает (как герои русских сказок Емеля или Иван на печи), наш певец обретает починенный инструмент, обрадованную жену с малышами и возможность подсмотреть – сквозь борт той же гнилой лодки – городское гулянье. Новгородцы (вышколенная труппа и поет, и танцует) одеты в весьма условные кафтаны с зипунами, под которыми – глянь! – современные брюки с жилетами и галстуками.

Праздник воображения кончился. Начались будни. В общем, про нас с вами эта былина.