Чистое белье Чехова

Справедливость этих слов авторы спектакля подтвердили самой своей попыткой обнаружить в частной жизни писателя приятные для слуха и глаза обывателя черты обыкновенной русской семьи: пьянство, жадность, зависть, адюльтеры, лень, склонность к паразитизму и праздности, ханжество и лицемерие… И действительно, по части традиционно русских «болезней» члены чеховского клана мало чем отличаются от наших современников. Но, как говорится, в семье не без урода, и в этой разложившейся ячейке общества нашелся один человек, способный противостоять вирусу обывательщины, имя этого человека – Антон Павлович Чехов.

Тиран и скряга отец (Александр Пантелеев), спившиеся братья – подававший надежды художник Николай (Антон Семкин) и подававший надежды литератор Александр (Всеволод Болдин) – все они живут на средства успешного писателя Антона (Станислав Рядинский) и воспринимают данный факт, как должное, как норму. Антон не просто успешен и талантлив – он успешен и талантлив за их счет, в чем они ни грамма не сомневаются, и этот мотив явственно слышен в их бесконечных упреках, претензиях и требованиях. Укравший у них успех, обязан расплатиться, компенсировать неудачникам их неудачную жизнь – и Антон смиренно тянет эту ношу, терпеливо снося оскорбления и бесконечное нытье своих близких. Две женщины, действующие в пьесе, – отвергнутая Антоном Наталья Гольден (Ирина Савицкова) и выбранная им Дуня Эфрос (Анна Дубова) – столь же эгоистичны и беспардонны по отношению к своему герою, однако за нанесенный моральный ущерб они требуют не денег, а проявлений любви, нежности и внимания. Похожие на «маленьких пушистых хорьков» женщины беззастенчиво используют Антона в своих целях, не замечая, как ловко и изощренно они высасывают из него последние остатки искреннего чувства.

Разорвать эти путы обязательств и отношений, вырваться из замкнутого круга взаимных обид и претензий, освободиться от духовного рабства своего происхождения – вот цель, к которой упорно и мучительно движется чеховская душа, жаждущая покоя и умиротворения. Чехов и сам сознает свою слабость, свою зависимость, свое безнадежное одиночество. Привязанный к своей проклятой семье тугими бельевыми веревками, он мечется в этой паутине, и чем отчаяннее он рвется к свободе, тем крепче затягиваются вокруг него узлы. Для Чехова понятие рабства лежит не в пространстве классовой борьбы, в чем уверяли нас советские литературоведы, для него рабство – это гибель и униженность духа, неспособность достичь высшего смысла творчества – абсолютной свободы. Ведь свобода, лишенная наслаждения от обладания ею, превращается в свою противоположность. А отсутствие кандалов не спасает от рабской психологии, которая так мучила нашего героя и персонажей его драматургии.

Построенная на нюансах биографии писателя пьеса Елены Греминой включает в себя фрагменты из чеховских произведений – и этот нехитрый ход позволяет понять, из какого сора родились все эти мятущиеся аркадины, маши, раневские, ивановы и дяди вани. Облагороженные художественным гением писателя его задавленные коммунальным бытом и вечным безденежьем родственники получают в награду вечную жизнь и счастье быть услышанными и понятыми после смерти. Недалекий отец, никчемные опустившиеся братья, истеричные женщины так и остались бы «дрянь-людишками», если бы не переместились из реальности в театральные декорации. Брат Антон одним росчерком пера вернул им человеческий облик, талант и уникальность – именно такими они и предстают перед зрителями XXI века. Раздавленными и униженными, но пробуждающими человеческое участие и жалость. Жалость к несостоявшейся судьбе.

«Нехорошо из своей жизни представлять роман», – наставляет Антона отец и делает неутешительный вывод: «Таланту не дал Господь Антону, а пишет он день и ночь!» Родственники тщательно подсчитывают строчки и следят за гонорарами, писательский труд они оценивают исключительно по количеству строк и точно знают, что десяток рассказов для «Осколков» – это лучше, чем один большой роман, который бог весть когда будет написан, а за дом, лавку, масло, учебу в гимназии платить надо сейчас.

Образ родового поместья, образ дома, выстроенный в «Братьях Ч» – это полная противоположность милым чеховским усадьбам, рассыпанным по его произведениям. Из этого дома хочется бежать, этот дом хочется поджечь вместе с его обитателями, самоварами и буфетами – но его точно не хочется любить и нежно оглаживать облупившиеся стены и треснутые шкафы. Обнаруживший в себе это неутихающее чувство ненависти к семейному гнезду Чехов с какой-то особой мстительностью обратил его в торжество Любви и Света, и этот возвышающий обман стал для него главной победой – победой вдохновения над суетой. Единственное, что выдает обман, – это ослепительно белое белье, развешанное по всему пространству сцены. Белье, которое никогда не бывает грязным.